Рядом с дверью главного режиссёра стояли новенькие калоши с выстилкою из красного сукна. «Ценциппер из Перми!» – догадался Бубенцов и стукнул в дверь. Никто не ответил. Ерошка ещё раз стукнул, вошёл.
Перемены, произошедшие в знакомом кабинете, поразили его. От добротной спокойной обстановки, которая была здесь ещё вчера при режиссёре Дыбенко, большом матерщиннике и грубияне, не осталось следа. Теперь всё было по-новому. Во-первых, на стене кабинета прямо напротив входной двери висел «Чёрный квадрат». Конечно, копия, но зато увеличенная в несколько раз. Полтора метра на полтора. Копия заключена была в массивную бронзовую раму, и вся эта громада, накренившись, тяжко нависала над человеком, что сидел за столом.
Чёрный бархатный пиджак, розовая рубаха, голубой капроновый шарфик, повязанный на горле пышным узлом. Склонив голову, новый режиссёр очень внимательно, даже подчёркнуто строго, глядел на Бубенцова поверх тёмных солнцезащитных очков. По обеим сторонам лба, на крутых залысинах, там, где очень уместно смотрелись бы небольшие рожки, сияли лаковые блики. Вот уж кого никак не ожидал Бубенцов здесь уви… Да ладно! Ждал, конечно. Именно его и ждал! Потому совсем не удивился. На Бубенцова глядело лицо длинное, несколько вытянутое вперёд, со сбитым набок носом.
– Шлягер! – подтвердил хозяин кабинета, с большим достоинством наклоняя голову. – Меня зовут Шлягер.
Помолчал, пожевал толстыми своими губами и повторил веско:
– Адольф Шлягер.
Глава 11. Долг неугасимый
Адольф Шлягер, по-видимому, приложил максимум стараний для того, чтобы стать неузнаваемым. От прежнего, от вчерашнего Шлягера оставалось только странное впечатление гнусной извилистости, свойственной существу беспозвоночному. Сидел, откинувшись в кресле, опасно покачивался на двух ножках. Руки переплетены на груди, как будто завязаны кренделем. Ладони прятались под мышками.
Седоватая щетина по-прежнему выступала на серых скулах. Отдельными кустиками там и сям росла она и на кадыке. Но если вчера щетина эта казалась печальной приметою бомжа, то сегодня её можно было классифицировать как артистическую изысканность.
Бубенцов молчал.
– Позвольте представиться. Режиссёр-постановщик Адольф Шлягер, – снова объявил Шлягер, прерывая затянувшуюся паузу.
– Знакомились уже, – устало и мрачно сказал Бубенцов.
– Ах, простите! – Шлягер картинно шлёпнул себя ладонью по лбу. – Простите великодушно! Допрежь как-то не удалось. Проклятая рассеянность. Знаете, мыслями-то я