– На свете есть дела поинтереснее, чем отдых в Греции, – проговорил Джанелли. – Что ж, теперь вы знаете обо мне самое худшее. – Он усмехнулся. – Мне уйти прямо сейчас или дождаться, пока вы не скажете Элеонор, чтобы она вышвырнула меня из дома?
– Так и быть, оставайтесь, – ответил Стрэнд и поднялся. – Пойду посмотрю, что это она так долго.
Но не успел он войти в дом, как появилась Элеонор, свежая и бодрая, с надменно вздернутым носиком и ярким шарфом на голове.
– Привет, – сказала она. – А ты рано.
– Я всегда вовремя, – поднимаясь навстречу ей, парировал Джанелли. – Ладно, не важно. Пока ты там прихорашивалась, развлекал твоего отца рассказами о своих недостатках и достоинствах. Ну, ты готова?
– Естественно. Разве не видишь, как я выгляжу?
– Просто шикарно, – подтвердил Джанелли.
– Как и должно быть, – ответила девушка. – Ну ладно, пап, увидимся позже.
– Позже – это когда? – осведомился Стрэнд.
– Просто позже. – Она улыбнулась ему и взяла Джанелли под руку.
И они ушли. Вместе. Глядя на эту пару, Стрэнд был вынужден признать, что смотрятся они и впрямь шикарно. Быть отцом… в этом есть и отрицательные, и положительные стороны.
Едва они скрылись из виду, как на террасе появилась Лесли, одетая к ленчу, в длинной хлопковой юбке и с волосами, собранными в высокую прическу, при виде которой Стрэнд всегда почему-то испытывал нечто среднее между обожанием и тоской.
– Ну, как я выгляжу? – несколько неуверенно спросила Лесли.
– Просто шикарно, – ответил он.
Особого удовольствия от ленча Стрэнд не получил. И это несмотря на то, что он состоял из изумительных холодных омаров, паштета, охлажденного вина и салата из авокадо. Закуски были расставлены на буфете, а сам ленч накрыт на веранде, под огромным пестрым тентом. И море было таким синим и спокойным, и специально приглашенные преподаватели из колледжа в Саутгемптоне и их жены оказались милыми и достаточно интеллигентными людьми. Почти все время Стрэнд не сводил глаз с Кэролайн, вернее – с ее носа. Ничего уродливого, подумал он и даже рассердился на Элеонор, которая подняла по этому поводу столько шума. Мало того, в другую эпоху такой нос сочли бы вполне нормальным и даже украшающим женщину. Однако от его внимания не укрылось, что три молодых теннисиста и две приглашенные на игру девушки сидели отдельно и оттуда время от времени доносились взрывы смеха и оживленная болтовня. Кэролайн же сидела за столом между матерью и женой одного из преподавателей.
Черт побери, подумал он, Элеонор права. Старческий отцовский комплекс. Ему хотелось подойти к Кэролайн, заключить в объятия, прошептать ей на ушко: «Дорогая, ты у меня такая красавица!» А потом зарыться носом в светлые волосы дочки и зарыдать.
Но вместо этого он обернулся к профессору истории, сидевшему рядом, и произнес:
– Простите, сэр, я не расслышал, что вы сказали?
Профессор,