– Да, – кивнул лыжный инструктор. – Больше мне ничего не рассказывайте. Однако он, похоже, хороший человек. Вы собираетесь за него замуж?
Маргарет пожала плечами:
– Мы говорили об этом. Но… Еще ничего не решено. Поживем – увидим.
– Вы собираетесь рассказать ему о прошедшей ночи?
– Да.
– И о том, как вам разбили губу?
Рука Маргарет непроизвольно взлетела к синяку. Она покосилась на лыжного инструктора. Тот разглядывал горы.
– Фредерик заглянул к вам этой ночью, не так ли?
– Да, – прошептала Маргарет. – Вы знаете о Фредерике?
– Все знают о Фредерике, – отрезал лыжный инструктор. – Вы не первая, кто выходит из той комнаты с синяками.
– Так почему никто не поставит на этом точку?
Дистль невесело рассмеялся:
– Красивый, горячий парень. По всеобщему разумению, большинству девушек его ночные визиты по душе, даже тем, кто поначалу кочевряжится. Маленький такой штришок, присущий только отелю фрау Лангерман. Деревенская достопримечательность. Лыжникам – все самое лучшее. Фуникулер, пять подъемников, пятиметровый слой снега и даже изнасилование. Как бы изнасилование, в разумных пределах. Полагаю, он не усердствует. Если дама очень уж возражает, Фредерик дает задний ход. С вами он дал задний ход, не так ли?
– Да, – кивнула Маргарет.
– У вас выдалась ужасная ночь. Новый год с веселыми забавами и песнями старой доброй Австрии.
– К сожалению, тут полная гармония. Одно к одному.
– Вы о чем?
– Песня Хорста Весселя, нацисты, врывающиеся в комнаты к женщинам и поднимающие на них руку…
– Ерунда! – громко, со злобой оборвал ее Дистль. – Не надо так говорить.
– А что такого я сказала? – Резкая перемена в поведении лыжного инструктора удивила Маргарет. Ее вновь охватил безотчетный страх.
– Фредерик залез в вашу комнату не потому, что он нацист. – Теперь лыжный инструктор вновь говорил ровно, спокойно, терпеливо, как и положено учителю, объясняющему что-то не слишком сметливой ученице. – Фредерик полез к вам, потому что он свинья. А то обстоятельство, что он еще и нацист, – чистая случайность. Более того, хорошим нацистом ему не быть.
– А как насчет вас? – Маргарет замерла, уставившись на свои ноги.
– Естественно, – ответил Дистль. – Естественно, я нацист. И нечего изумляться. Просто вы начитались ваших идиотских американских газет. Мы едим детей, мы сжигаем церкви, мы гоняем голых монашек по улицам и помадой и человеческой кровью рисуем на их спинах непристойные картинки, мы на специальных фермах выводим особую породу людей и так далее, и так далее… Вроде бы ваши журналисты серьезные люди, а пишут такую чушь.
Он замолчал. Маргарет хотела уйти, но на нее накатила такая слабость, что она не решалась встать, боясь, что ноги не удержат ее и она тут же упадет. Глаза жгло огнем, словно в них попал песок. Поэтому ей не оставалось ничего другого, как смотреть