В карьере развесили на жердях, связанных в виде крестов, заранее заготовленные самодельные мишени. Кто-то в ЗИПах нашел старые железные банки из-под солидола и пустые пластиковые полуторалитровые бутылки. Их тоже расставили на линии колыхающихся бумажных листов с кругами и нарисованными силуэтами противника.
«Ну наконец-то, – подумал Александр, – хоть из автомата постреляю. А то приехал на войну – как танк стреляет не слышал, из автомата последний раз пять лет назад стрелял».
Первым к стрельбам приступил первый танковый взвод. Грохот, поднятый выстрелами из десяти автоматов, распугал реющих над побережьем чаек. В нос ударил давно позабытый запах сгоревшего пороха. Эхо металось среди стен глубокого глиняного карьера, горячие гильзы сыпались на рыжую землю, банки и бутылки, словно живые, плясали в диком танце, пробиваемые автоматными пулями. Пока дошла очередь до третьего взвода лейтенанта Щербакова, большинство банок и бутылок мало напоминало свою первоначальную форму, превратившись в решето. От бумажных мишеней остались лишь обрывки, поэтому третий взвод просто стрелял по тому, что осталось от мишеней, поднимая к небу фонтаны бурой пыли.
Александр еле дождался той минуты, когда, улегшись на еще горячую землю, перемешанную с песком, передернул затвор и выпустил первую длинную очередь в сторону мишеней. Треск выстрелов от своего автомата и автоматов стреляющих по обе стороны от него бойцов оглушал, уши сразу заложило, но это было новое, ни с чем не сравнимое ощущение. Сердце от какой-то детской радости бешено стучало в груди. Неважно, что пули не попадали по целям, тем более, что Щербаков не стал надевать очки, радовал сам факт того, что ты стреляешь из боевого оружия,