– С Натальей Яковлевной произошло… Плакала сегодня ночью, в три часа. Я не могу смотреть… Одна ездит ночью…
Думаю, может, это ему представляется. А он вполне рассуждает:
– Потому мамаши у них нет, а мужчинам может не показаться. Ежели кто их обидел! – даже зубами заскрипел. – Что-то у них внутри есть…
Прошел я к Наташе – спит. Поставил самовар, сходил в булочную, а уж восемь часов, и, слышу, Наташа проснулась. Прошел к ней и спрашиваю, почему так поздно воротилась, дворник мне сказал.
А она мне гордо:
– Кажется, не маленькая! Сама зарабатываю и не даю отчета…
Волосы чесала, так и рвет гребенкой, даже трещат. Стал я ей выговаривать, а она шварк гребенку – и на меня:
– Ну что вы на меня уставились? Когда только кончится проклятая жизнь!
– Да что с тобой? И Черепахин слышал, как ты ночью плакала…
– Ну и плакала! Хотела вот и плакала! И отвяжитесь вы от меня с вашим Черепахиным!..
И кофточки швыряет, и по комнатам мечется…
– Спасибо, – говорю, – тебе…
Села чай пить, пощипала белый хлеб и на службу. Так ничего и не добился.
Недели две прошло. Раза три ночью возвращалась. Начнешь говорить, один ответ – не маленькая, у подруги в гостях была. И то на нее хмара нападет, сидит – дуется, то на мандолине бренчит. Опять завела. Не пойму и не пойму. И вот раз вечером прибегла из магазина и одеваться. Перчатки лайковые по сих пор надела…
– Куда собралась?
– В театр. Не могу я в театр?
Поехала. В четвертом часу ночи – звонок.
– Что так рано? – спрашиваю.
– Потому что не поздно!..
Дерзко так. Прошла мимо меня – шур-шур юбками. И так от нее духами. Перчатки сорвала, швырнула.
– Этого, – говорю, – я больше не дозволю! Не должна ты себя срамить!
– Мое дело!
– Как так – твое дело? А замуж-то я буду тебя отдавать?
Передернула она плечами, как, бывало, Колюшка.
– Не собираюсь!.. И вот что я вам скажу. И вас я стесняю и себя… Все мне надоело… Лучше я буду отдельно жить.
Убила она меня этим словом.
– Все равно семьи нет… Только по утрам и видимся…
И не своим голосом, а как насильно.
– А-а… вот как! Так ты свободной жизни захотела?! Ну, так ты прямо мне скажи, всади уж лучше нож в душу! Скажи, я тебя бить не буду!.. Захотела свободной жизни?
Отвернулась она и молчит. И больно мне и даже страшно стало оттого, что она не ответила.
– Скажи, Наташа! Детка ты моя, родная!..
Дернулась она и руки сжала.
– Ну что я вам скажу? Что?
– Да ведь ты вся не в себе это время! Ну, посмотри мне в глаза!.. Ну, смотри… Смотреть не можешь?! Наталья! – говорю. – Лучше все скажи!
Подняла она на меня глаза и смотрит через голову, думает. Тогда решил я ее тронуть.
– Вот, – говорю, – мать на тебя глядит со стены… Ее ради памяти скажи мне… Зачем отца хочешь бросить? Для кого я жил-то?..
Кинулась она ко мне и прижалась.
– Если бы