Этой осенью у них со Светкой торговля была что надо – мода, как известно, дамочка переменчивая. Фасон новый пошел – и весь товар, осенний и зимний, еще в октябре расхватали. Рассчитывали они ехать только после Нового года, чтобы уже весеннее брать, – а тут сейчас нужно. А Светка как раз тяжелое подняла, а может, надуло где, и скрутил ее радикулит. У нее спина всегда была слабым местом – она без теплых штанов и пухового платка вокруг поясницы и на работу не выходила, – а тут совсем худо. Даже повернуться не может, хоть плачь. Сестру ей прислали из поликлиники, уколы ставить, через неделю вроде немного отпустило. Люба со Светкиным Вовиком сама на рынок ездила – он товар грузил, а она за их продавцом приглядывала. Да какая там уже торговля – так, остатки. Обидно было, что Новый год через полтора месяца, скоро все как бешеные кинутся кто за обновками, кто за подарками, а у них со Светкой только залежавшийся неликвид – такое одни старые бабки купят, чтобы косточки на ногах не надавить. Они со Светой переговорили и решили, что Люба с Вовиком вдвоем поедут. Светлана Петровна на Любин вкус полностью полагалась, да и Любе будет спокойно, когда рядом мужчина. Деньги-то повезут немаленькие.
В Москве остановились у знакомых алкашей, где каждый раз останавливались. Впрочем, две комнаты, которые сдавали приезжим алкаши, были приличные, баба-алкашка себя не полностью пропила, в свободное от запоев время все чистила-драила, да и честная была – лучше на бутылку попросит, но чужого не возьмет.
Вечером в первый же день, привезя на квартиру тяжеленные сумки, Люба с Вовиком сели в комнате у Любы выпить-закусить, да и засиделись. Молчаливый Вова опрокидывал рюмку за рюмкой, а Люба только пару раз всего и пригубила – рассказывала мужу подруги всю свою нелегкую жизнь. Потом приемник включили – телевизора у алкашей не было, давно пропили. Танцевали посреди баулов под «Русское радио» и даже под рекламу и медленные, и быстрые танцы, тесно прижавшись друг к другу. Потом Вова Парасочка еще выпил на посошок и пошел к себе спать, а проснулся утром почему-то в Любиной постели. Люба смирно сопела где-то в районе его подмышки, и это ее тихое дыхание почему-то растрогало хмурого Владимира чуть