Волшебный город. Эдит Несбит

кирпичного контрфорса и последовать к дому за теми голосами и теми шагами, которые прошли мимо него.

      Он пошел на звук их шагов на кухню. Кухарка была в слезах и в виндзорском кресле. Кухарка, в чепце, сдвинутом набок, плакала, и по грязным щекам текли слезы. Там был кучер, очень красный, и конюх без гетр. Няня была там, опрятная, как всегда, но Филипп обрадовался, когда более тщательный осмотр показал ему, что на ее больших туфлях и нижней части юбки была грязь, а на платье – большая треугольная дыра.

      – Я бы не допустил этого и за двадцать купюр,– говорил кучер.

      – Джордж, – обратилась нянька к конюху, – иди и приготовь лошадь. Я напишу телеграмму.

      – Лучше возьми Мяту, – сказал кучер. – Она самая быстрая.

      Конюх вышел, пробормотав себе под нос: "Научи свою бабушку", что Филипп счел грубым и неуместным.

      Филипп незаметно стоял у двери. Он ощутил то чувство трепета, если не удовольствия, но больше похожее на него, чем на что—либо другое, которое мы все испытываем, когда происходит что-то реальное.

      Но что случилось? Что?

      – Лучше бы я никогда не возвращалась, – сказала няня. – Тогда никто не смог бы сказать, что это моя вина.

      – Не важно, что они скажут, – сказала кухарка, перестав плакать. – Дело в том, что это случилось. О, боже мой! Я бы предпочла, чтобы меня выгнали без жалования, чем это случилось.