И, хотя это порядком раздражало, приходилось терпеть: ведь за такие деньги квартира в сталинском доме в университетском районе была настоящим подарком. К тому же Жене повезло и с соседкой.
С Настей Женя познакомилась через фейсбук, где год назад написала, что ищет квартиру в Москве.
Настя, приехавшая из Суздаля, очень напоминала тех девушек, о которых писали классики XIX века. Она вполне могла принадлежать какой-нибудь купеческой семье строгих правил. Чистое лицо, напоминавшее лунный диск, округлые формы, скромно спрятанные в закрытой одежде неброских цветов, и густые черные волосы, поделенные на прямой пробор и кренделями собранные на голове.
Когда Женя захлопнула за собой дверь, Настя появилась на пороге кремовой кухни с книгой в одной руке и с телефоном в другой – кажется, единственным, что выдавало в ней Женину современницу.
– Ты поздно. Будешь ужинать? Я картошку с сыром запекла, там много получилось.
– Буду, – кивнула Женя, стягивая с себя ботинки, носы которых все же не справились с напором воды. – Устала как сволочь.
– Понимаю.
Настя вернулась на кухню, где в свете настольной лампы белели страницы других книг и тетрадей, испещренные зарисовками мышц и латинскими названиями. Рисовала Настя довольно неплохо, так что Женя иногда невольно засматривалась на ее иллюстрации к конспектам.
– К занятиям готовишься? – Женя сунула в микроволновку тарелку с ароматной картошкой.
– Пытаюсь. Завтра будем крыс препарировать, – сказала Настя, погружаясь обратно в книгу.
Крыса. Утреннее происшествие встало перед глазами, такое явное, что Женя невольно посмотрела на свою руку. Пальцы почти физически ощутили загорелое запястье, в мгновение ставшее маленькой лапкой.
– Все хорошо? – подняла голову Настя.
– Да вот думаю, ты права. Помнишь, ты сказала, что энергетики – плохая идея? И что мне нужно выспаться?
Настя кивнула.
– Думаю лечь пораньше. И никаких энергетиков на ночь, – сказала Женя, уверенно насыпая в чашку две полные ложки кофе.
Ботинки, венок, куртка и плюшевая игрушка – вот и все, что Путевод забрал из квартиры.
– Папин подарок! – сказал он, когда я покосился на нечто, показавшееся мне черным комком тряпья.
Вид у того, что оказалось черным псом, был плачевный. На лапах и хвосте шерсть свалялась, будто пес частично полинял, а в области швов протерлась настолько, что стала почти прозрачной, с трудом удерживая внутри комковатую набивку.
– Зовут Лето.
– Лето. Осенью. Это всегда кстати, – усмехнулся я.
С противным писком дверь подъезда