Ренна кивнул в сторону матери.
– А вот это узнаешь?
Я посмотрел в указанном направлении. Примерно в шести футах от места, где мы стояли, в луже крови рядом с телом матери плавал обрывок бумаги. На нем был изображен иероглиф кандзи, огромным, неправильной формы пауком расползшийся по волокнистой поверхности белого материала. Кандзи – древняя основа японской письменности, сложные, состоящие из множества штрихов идеограммы, заимствованные у китайцев в незапамятные времена. Кровь впиталась в бумагу и запеклась до темного печеночного оттенка, скрыв небольшой фрагмент нижней части иероглифа.
– Так узнаешь или нет? – настойчиво произнес Ренна.
Сдвинувшись чуть левее, чтобы на рисунке перестал бликовать свет софитов, я посмотрел еще раз и замер. Теперь я отчетливо разглядел очертания кандзи, который был почти таким же, какой я обнаружил в то утро, когда умерла моя жена.
Глава четвертая
Больше всего мне запомнились кости.
Инспектор и его подчиненные расстелили на передней лужайке перед бывшим домом моих тестя и тещи огромное полотнище черного полиэтилена, а потом, по мере того как они извлекали из руин покрытые пеплом обломки, выкладывали их ряд за рядом. Бесформенные куски оплавленного металла. Обугленные бетонные блоки. А в самом дальнем углу за импровизированной ширмой постепенно собиралась коллекция черных от сажи костей.
Следующие два месяца я полностью посвятил попыткам разобраться с кандзи, который красками из баллончиков написали рядом на тротуаре. Это придало моей жизни хоть какой-то смысл, стало способом справиться с горем. Если смерть Миеко содержала в себе какое-то послание, мне необходимо было прочитать его.
Связавшись с множеством людей, я познакомился с экспертами в США и в Японии. Но никто из них не сумел прочитать кандзи. Более того, никто и никогда не видел ничего подобного. Этот треклятый иероглиф казался чем-то вообще прежде не существовавшим. Его не нашлось ни в одном из многотомных словарей, ни в лингвистических базах данных, ни в старинных архивах самых отдаленных провинций, где документы хранились столетиями.
Да, но я-то его видел, черт возьми, и потому продолжил свои изыскания. Применив те же методы, которые шли в ход, когда мне необходимо было разыскать считавшееся безвозвратно утраченным произведение искусства, я сумел-таки напасть на след. Однажды в темном углу библиотеки университета Кагошимы меня разыскал ученого вида старик. Ему рассказали о моих поисках. Он попросил показать ему кандзи, а потом заявил, что будет говорить только при условии полной анонимности. Мне ничего не оставалось, как согласиться. И тогда старик поведал мне, что три года назад сам видел аналогичный иероглиф рядом с трупом в одном из пригородных парков Хиросимы. А пятнадцатью