После бани отец сел за кухонный стол. Перед нами оказался молодой парень лет 18-19, хотя ему в то время было 28. Как вспоминал сам отец, посмотрев на себя в зеркало, он увидел перед собой деревенского паренька, который в 1931 г. уезжал поступать в военную школу. Хотя прошло с тех пор около 10 лет, но те 700 км., которые пришлось ему прошагать от Черновиц до Гомеля, кормясь изредка только тем, что подавали сельские жители, вернули его в юношеский возраст.
Мы окружили отца и разглядывали его, так как и в таком виде он не был похож на того, кого все знали по довоенным встречам. Женщины охали, ахали, шутили и смеялись. Деда дома не было, а им и в голову не пришло принять меры предосторожности. Дверь в хату оказалась открытой и к нам неожиданно зашла соседка. Как ни странно, хотя и с трудом, она узнала отца. А это означало, что завтра, а может быть уже и сегодня, вся деревня будет знать о его возвращении. Отец сразу понял, что на плане придется поставить крест, так как, если он уйдет, то жену, а может быть и других родичей, замучают в гестапо, выпытывая его местонахождение.
Дед, узнав о случившемся, сильно расстроился, накричал на женщин, но потом взял себя в руки и отправился к старосте, которому сказал, что его дочь с мужем бежали с Западной Украины и он их приютил как беженцев, не имеющих ни кола, ни двора. Староста все это выслушал и не стал задавать никаких вопросов. Это в общем не имело никакого значения, так как было сделано главное – сообщено старосте о прибытии родственников, то есть выполнено требование приказа немецких властей.
Очистив себя от грязи и вшей, переодевшись в чистую одежду, отец мог бы на какое-то время расслабиться, передохнуть. Тем более, что не надо было искать пристанище, а рядом были родные ему люди. Но расслабиться не получалось. Наоборот, возникло тревожное ожидание ареста. Мама, ничего не говоря, приготовила узелок с необходимыми вещами и положила его на дно шкафа.
Прошло несколько часов, потом дней, но немцы не появлялись. Отец, чтобы не сидеть без дела, стал заниматься с нами, детьми, а потом и делать кое-что по хозяйству. Правда, особой нужды в его помощи не было, так как хозяйство было небольшое – всего одна корова, да и женщины со всеми делами справлялись сами. Но это участие в ведении хозяйства отвлекало его от тревожных мыслей, ослабляло напряженность.
Вскоре стало ясно, что запасов картошки и зерна до лета не хватит – семья увеличилась. Теперь она насчитывала шесть человек взрослых и трое детей. Особенно болезненно воспринял приближение этой продовольст-венной проблемы отец, так как чувствовал себя, как говорили в народе, дармоедом. На семейном совете, собранном по этому поводу, дед сказал отцу, что надо «выходить в люди», так как таких, как он, в деревне несколько человек и немцы их не трогают.
Отец буквально на следующий день, следуя совету деда, пошел «в люди», то есть стал предлагать свои услуги жителям окрестных деревень. В Рудне это делать он стеснялся. Надо сказать, что «дело пошло», так как в деревнях остались одни старики