Варвара Власовна с легкой досадой махнула рукой. И лишь мгновение спустя Колбовский сообразил, что госпожа Гривова не столько хотела угостить гостя, сколько сама выпить чего-нибудь покрепче. Но приличия не позволяли ей делать это среди дня, да еще и в одиночку. Не дай бог пойдут пересуды…
– Пересуды уже и так пойдут, – рассудительно сказал Феликс Янович, – этого не избежать, как ни крути. Потому вы совершенно зря отказываете себе в маленьком послаблении.
Варвара Власовна усмехнулась.
– А вы, как всегда, наблюдательны, – покачала она головой и звякнула в колокольчик. Явилась подавленная Глаша, которая получила распоряжение насчет чая. Отпустив служанку, Варвара Власовна открыла маленький шкап, стоявший тут же в гостиной, и извлекла небольшой графинчик с рубиновой жидкостью.
– Может, все-таки попробуете? – обратилась она к Колбовскому, доставая вслед за графинчиком стопки. – Это рябиновая настойка. Я сама делаю. Петр Васильевич ничью иную и в рот не брал…
При упоминании супруга рот ее скривился, и она поспешно отвернулась. Булькнула наливаемая жидкость, и Феликс Янович из деликатности отвел глаза. Варвара Власовна вернулась с маленьким стаканчиком и снова опустилась в кресло.
– Почему вы решили, что я могу вам помочь? – с ходу перешел к делу Колбовский. – Прямые вопросы ему давались трудно, а потому он и спешил их задать, чтобы не погрязнуть в ненужном словесном мусоре. Феликс Янович прекрасно понимал, что любые соболезнования и причитания будут сейчас отвергнуты госпожой Гривовой как бесполезные.
– Вы помните, как давеча принесли нам то письмо? – вопросом на вопрос ответила Варвара Власовна.
– Из Саратова? Да, конечно, – кивнул Колбовский. – Петр Васильевич, помнится, крайне обрадовался ему.
– Не то слово, – мрачно кивнула Гривова и глотнула настойку. По комнате пополз терпкий рябиновый запах с горчинкой – аромат сентябрьских закатов.
Колбовский хорошо помнил вчерашнюю доставку письма. Гривов, похоже, дожидался его. Он почти выхватил конверт из рук почтальона и тут же в полутемной прихожей разорвал его. Несмотря на тусклый свет керосинки, Феликс Янович ясно увидел выражение облегчения и радости, которые разлились по лицу купца. Обычно угрюмый, Гривов был скуп даже на безвкусно вежливые улыбки, которыми, как и разговорами о погоде, принято обмениваться в приличном обществе. Именно поэтому Феликс Янович был поражен увидев столь неприкрытый восторг на лице адресата. Купец с довольной ухмылкой глянул на почтальона, и, видимо, сообразив, что перед ним человек абсолютно посторонний, поспешил отвернуться. Затем взяв себя в руки, но все еще сияя как начищенный пятак, снова оборотился к Колбовскому и сделал совсем уж небывалое.
– Может, изволите чаю-с? – спросил он.
– Благодарствую, но я на службе, – поклонился Колбовский,