…фильм назывался «Женщина дня». Режиссера никто не вспомнил. И я не знаю до сих пор, чье это. Сценарий прост, как… почти как пьесы Марины Цветаевой. Мужчина. Женщина. Борьба за власть. Внезапный гость. Его роль вдруг берет на себя коротенькая музыкальная фраза – и вбирает его жизнь. Вбирает, всасывает – как губка кровь из сочащейся раны. Этот случайный убит в конце. Сползает по кирпичной (?) стене… как на кладбище Пер ла Шез. Фабулы почти нет. И при этом – фантастическая работа режиссера и оператора. Ряд остановленных мгновений, живописно точных… едва ли не каждый кадр – выхваченный из движущегося потока жизни яркий и странный зрительный образ. Сравнила бы разве со «Сталкером» Тарковского – с его неподражаемым сюрреализмом, особенно в величественно-печальной второй серии. Но там – сюр, очень выразительный, мощный. А здесь – импрессионизм, без всякого сомнения.
Они сами «Женщину дня» каким-то образом открыли. Учуяли, схватили, принесли видеокассету. В клювике. Чтобы ты причастился. А потом – и я.
Ни с чем не сравнимое удовольствие смаковать детали, вдруг угадывать… вдруг понимать, что значит… вдруг чувствовать свои слезы и – сдерживать улыбку, неожиданно расслышав где-то там, в углу дивана, за спиной, такой осторожный и такой отчетливый шепоток:
– она плачет?!.
Ю. Вятчина
СОЧИНЕНИЕ ПО ПЬЕСЕ ОСТРОВСКОГО «ГРОЗА»
Начиная писать сочинение, я так и не смогла определиться в своем отношении к пьесе «Гроза». Прочитав пьесу в первый раз, я решила, что пьеса мне не понравилась, она не вызвала во мне никаких эмоций. Мне показалось, что пьеса слишком проста и примитивна. С одной стороны, я понимала, чем вызвано столь негативное, даже в некоторой степени равнодушное отношение к «Грозе», оно, конечно же, было вызвано Достоевским, а именно «Преступлением и наказанием» и «Братьями Карамазовыми». У Достоевского не было такого четкого разделения героев на плохих и хороших, как у Островского, и события в романах Достоевского были гораздо сильнее, сложнее и непонятнее, чем у Островского, в пьесе которого все происходящее достаточно просто, понятно и предсказуемо. (Только потом я осознала, что это совсем не так, что все гораздо сложнее, когда заставила себя, как ни странно, прочитать «Грозу» во второй раз). С другой стороны, я, конечно же, понимала, что пьеса – это не роман, и что мое впечатление и понимание «Грозы» могло быть поверхностным, но ничего с собой поделать не могла. Я не могла так быстро «переключиться» с Достоевского на Островского и поэтому, как было уже упомянуто выше, я заставила себя прочитать «Грозу» еще раз.
Хочу сказать, что на мое решение перечитать пьесу повлиял все тот же Достоевский своими словами: «… не в предмете дело, а в глазе: есть глаз – и предмет найдется, нет у вас глаза, слепы вы, –