Раздражение превратилось в злость, ожесточилось ледяными баграми —
Я бежал, ветви хлестали меня по лицу и рукам. Теперь вокруг были не дубы, а какие-то осиновые кусты, березовая поросль. Я задыхался, с хрипом втягивал воздух в пересохшее горло – но бежал, бежал, бежал дальше.
Прочь! Это плохое место. Очень плохое! Прочь!
Я продрался сквозь кусты на опушке, сбежал по голому глинистому пригорку – и тут под ногу мне что-то попало. Я рухнул.
Попытался вскочить. Подняться на ноги не было сил – я задыхался, легкие горели, а сердце молотило в грудь, в уши, в глаза, заставляя вздрагивать весь мир вокруг, – но и задержаться здесь я не мог, даже на миг. Сил хватило, чтобы подняться на четвереньки. Так и понесся дальше, на коленях и ладонях…
Оперся на правую руку, потом на левую…
Запястье опалило болью, игла проткнула руку до самого локтя, отдалась вспышкой в глазах. Я взвыл и повалился на правый бок, высвобождая левую руку. Волна боли ходила туда-сюда от локтя до запястья. Туда-сюда, туда-сюда… Я замер, боясь шевельнуться и вызвать новый прилив боли.
Но хотя бы в голове прояснилось.
Теперь я мог уже что-то соображать – а не просто кусок мяса, полный страха и паники, забывший обо всем, способный лишь слепо нестись по лесу.
Плохое место… Надо встать – и бежать дальше… Это плохое место!
Чертова сука! На этот раз она врезала мне от души – и, кажется, зацепила всерьез.
Из памяти будто вырезали кусок. Я помнил, как накатила эта дикая паника – а потом?..
Сколько я ломился через лес очумелым кабаном? Минуту? Десять? Час?
Слава богам, что я успел отползти подальше. И успел открыться до предела – так, что, кажется, и во второй раз она приняла меня за зверя, как ни вглядывалась.
Прочь! Это плохое место!
Принять-то приняла, да только из-за этого и я принял удар как животное. Открытое и глупое животное. Теперь – напуганное до предела.
Хватит разлеживаться! Надо подниматься – и бежать! Дальше! Быстрее!
Я стиснул правый кулак, замотал головой. Черт возьми! Даже не понять, где кончаются мои собственные мысли – и начинается беспричинный страх, навязанный ею!
Прочь! Прочь отсюда!
Боль в руке стала тупой, потом затаилась, – но я чувствовал, что это ровно до тех пор, пока не шевельнешь рукой. А стоит двинуть или, еще хуже, случайно задеть ей за что-то…
Не опираясь на левую руку, я осторожно привстал на колени. Поднялся на ноги, стараясь