Сталинский проконсул Лазарь Каганович на Украине. Апогей советской украинизации (1925–1928). Елена Борисёнок

в начале 1930-х гг., пришел к выводу, что «кризис, вызванный социально-экономической политикой (а „наступление социализма по всему фронту“ как раз и было такой политикой), в многонациональной стране должен приобретать национальную окраску». По его мнению, «реакция украинских крестьян на „наступление социализма“ в 1930–1932 гг. была особенно острой, и Сталин не мог этого не учитывать, так как стоял во главе страны, построенной на основе политизации этничности»[88]. Кульчицкий признает, что «в 20-х гг., когда Сталин боролся за власть, в том числе с людьми, которые родились на Украине (Л. Троцким и Г. Зиновьевым), в Кремле не было лучшего друга для украинской партийной элиты, чем Сталин»[89]. «Он активно способствовал через своего подручного Кагановича, которого сделал генсеком ЦК КП(б)У, радикальной украинизации русифицированной Украины и позволил украинизацию прилегающих к УССР территорий Российской Федерации с преобладающим украинским населением, в том числе Кубани, – считает украинский исследователь. – За все эти „подарки“ одна из крупнейших в партии организаций – КП(б)У всегда поддерживала только Сталина в противостоянии кремлевских политических олигархов в 1923–1928 гг.». Но после укрепления своей власти Сталин «не без основания считал Украину опасной для Кремля республикой» с точки зрения проявления тенденций к самостоятельности и отделению[90].

      В настоящее время в украинскую историографию прочно вошло положение о связи голода на Украине и борьбы с последовательными сторонниками украинизации. Как считает Я. В. Верменич, «режим диктаторской власти» сначала превратил политику коренизации в декларативный лозунг, а затем объявил «настоящую войну всему тому, что имело национальную окраску»[91]. Украинские исследователи также подчеркивают роль крестьянского фактора во взаимосвязи украинизации и голода. В. М. Даниленко и П. Н. Бондарчук убеждены, что село было катализатором украинизации, но крестьянство могло быть национальной силой лишь в тесной связи с национальной интеллигенцией. Поэтому удар по крестьянству должен был состояться одновременно с ударом по интеллигенции, со свертыванием политики украинизации[92].

      1933 г. стал рубежом, «за которым политика украинизации была не просто свернута, но и преобразована в свою противоположность», считают украинские ученые, происходит денационализация украинской культуры, репрессиям подвергаются ведущие деятели культуры[93]. Г. Г. Ефименко уточняет, что, о культурно-языковой русификации можно говорить лишь при анализе событий конца 1937–1938 гг.: в те годы она была средством централизации власти. О целенаправленной русификации после 1933 г., считает историк, говорить не приходится. Посланный на Украину Л. М. Каганович использовал для борьбы с П. П. Постышевым именно национальные украинские лозунги, вменив последнему в вину пренебрежение украинскими кадрами[94]. При этом Ефименко пишет, что в 1933 г. «компартийное руководство» отказалось от идеи глобальной интернационализации,