Ирис увела Александра в его комнату. Зажгла ночник у изголовья, откинула одеяло и велела ему лечь. Он скользнул в постель. Она положила руку ему на лоб и спросила:
– А чего ты боишься, Александр?
– Мне страшно…
– Александр, ты еще мальчик, но скоро ты станешь мужчиной. Тебе придется жить в жестоком мире, надо закалять себя. А если ты каждый день будешь прибегать со слезами к родителям…
– Я не плакал!
– Ты поддался страху. Он оказался сильнее тебя. А ты должен победить его, иначе навсегда останешься малышом.
– Я не малыш.
– А кто ж ты?.. Если ты хочешь спать с мамой и папой, как маленький.
– Нет, я не малыш!
Он скривился от горя и гнева. Он злился на мать, которая не понимала его, и в то же время ему действительно было страшно.
– Ты злая!
Ирис не знала, что ответить. Она смотрела на него, открыв рот, но не могла вымолвить ни слова. Она не знала, как с ним разговаривать. Они с Александром словно стояли на разных берегах реки и молча смотрели друг на друга. Так было с самого его рождения. Еще в роддоме. Когда Александра принесли и положили в кроватку с прозрачными стенками рядом с ней, она подумала: «Ну вот, новый персонаж в моей жизни!» Никогда она не произносила этого слова – «малыш»…
Замешательство Ирис еще больше встревожило Александра. Значит, дело серьезное, раз мама не может со мной говорить. Раз вот так смотрит и молчит.
Ирис поцеловала сына в лоб и собралась уходить.
– Мам, а ты можешь посидеть со мной, пока я не засну?
– Папа ужасно рассердится.
– Ну мамочка, мамочка, мамочка!
– Я понимаю, родной мой, понимаю. Я посижу, но обещай, что в следующий раз ты будешь сильным и к нам не пойдешь.
Он не ответил. Она взяла его за руку.
Он вздохнул, закрыл глаза, она положила руку ему на плечо, погладила. Худенький, с длинными темными ресницами, с черными кудрями… Он отличался хрупкой грацией нервного, беспокойного ребенка. Даже сейчас, во сне, у него тревожная складка между бровями, а грудь вздымается, словно придавленная непосильным грузом. Дышит прерывисто – от недавнего страха и нынешнего облегчения.
Он пришел к нам в комнату, потому что почувствовал, что нужен мне. Дети – чуткие создания. Она вспомнила, как сама громко смеялась папиным шуткам, как паясничала, стараясь разогнать мрачные тучи, сгущавшиеся над родителями. И вроде бы ничего ужасного между ними и не происходило, однако как же ей было страшно… Папа – такой кругленький, добрый, нежный. Мама – сухая, худая, резкая. Два совершенно чужих человека, спавшие в одной постели. Она долго продолжала кривляться: ей легче было смешить их, чем высказать, что у нее на душе. Но когда впервые услышала от посторонних: «Какая красивая девочка! Какие глаза! В жизни таких не видал!» – сменила клоунский наряд на амплуа красавицы. Новая роль!
Как же мне сейчас плохо. Образ раскованной и непринужденной женщины,