За последней пятиэтажкой он увидел лесопилку – штабеля бревен, кран, упирающийся стрелой в небо, вздымающиеся железобетонные балки и раскинувшаяся поверху паутина тросов. А еще он увидел насыпь дороги. За ней ничего не было – ни домов, ни заборов, ни огородов. Только холмистые луга и затянутые туманным маревом перелески возле самого горизонта.
Город кончился.
Стас взбежал на полотно дороги. На ходу обернулся.
Преследователи и не думали сдаваться. Малолетки сильно отстали, но остальные были уже недалеко – метрах в сорока. Впереди бежал рыжий, в руке у него был нож.
Стасу приходилось тяжело. Футляр с гитарой сделался совсем неподъемным, ноги одеревенели, пот ел глаза, горло забила густая слизь, легкие горели, под ложечкой нещадно кололо. Он понимал, что если преследователи не откажутся от погони, то через десять, пятнадцать минут они настигнут его, повалят на землю и начнут остервенело пинать, топтать, месить. Рыжий не удержится и пырнет ножом.
Конечно, можно сейчас остановиться, пока еще есть силы. Встать на середине пустой дороги, приготовится к нападению. Ударом в висок вырубить первого подскочившего, следующему размозжить голову металлическим ребром футляра. Останутся четверо – малолеток можно не считать… Хотя и у них, наверняка, есть ножи. И именно в них больше всего злобы.
Нет, драться нельзя. Слишком малы шансы на победу. Да и…
«…будь осторожен в нашем болоте…»
Он здесь чужой. Все прочие – свои. Здесь все друг друга знают. Каждый чуть ли не родственник соседу. И все здесь не любят чужаков. Тронь одного из них
«…блоха на заднице…»
и все остальные набросятся на тебя.
Одна надежда – убежать. Город вот-вот кончится. Псы почуют, что это уже не их территория и вернутся назад.
Знать бы только, где заканчивается их территория?
Десять-пятнадцать минут.
Стас больше не оглядывался. Он слышал топот преследователей и их тяжелое дыхание – этого ему было достаточно.
Тридцать метров.
Двадцать пять.
Обдав упругой горячей волной, оглушительно проревев двигателем, мимо пронесся грузовик. Стас шарахнулся в сторону, прижался к обочине. Ему стало смешно – если бы его сейчас сбило машиной, что делали бы разъяренные преследователи с раздавленным, безжизненным телом? Пару раз пнули бы месиво мяса и костей и ушли, недовольные собой? Или, перетрусив, замерли бы в отдалении, смущенно перешептываясь, переглядываясь…
Двадцать метров.
Стас, собравшись с силами, прибавил ходу. Он неоднократно слышал всякие истории про «второе дыхание», но не верил им. Сколько он ни бегал – а бегать ему приходилось часто и, порой, до полного изнеможения, – никакого второго дыхания никогда не открывалось. Просто ноги сводила судорога, они заплетались, подкашивались, а режущая боль в подреберье заставляла сжиматься в комочек, в позу эмбриона…
Двадцать метров.
Они не отставали.
Лесопилка