– Отлично, брат, вот это все, что я хотел услышать от тебя…
Стефан молчал. Мовчун тоже. Он знал, что собеседник благодарности не ждет: за двадцать с лишним лет так между ними устоялось: помощь друг от друга принимать как должное.
– Егорушка.
– Ну что?
– Как мы давно с тобой не говорили, все телефон да телефон, а ведь пора.
– Пора, пора. Поговорим, Стеф; встретимся, поговорим… Я из автомата звоню, ты прости. Тут очередь. До встречи, брат.
– Пока.
Мовчун повесил трубку, шагнул из будки в облако жирных женских духов, в табачный и сивушный смрад, что исходил от вставших в очередь мужчин.
Он шел, ликуя, через площадь. Увидев издали белесую собаку, помахал ей рукой и даже свистнул. Но не успел он встретиться с собакой, как между ними, оглушив, встала желтая «акура». Динамики ее гремели старым рок-н-роллом так, что вся она от грохота дрожала. Мовчун сказал: «Ах, черт», – и поспешил надеть беспечную улыбку. Водитель дверцу настежь распахнул, и, прежде чем наружу высунулся его квадратный торс в одной расстегнутой пижаме, лицо Мовчуна обдало жаром автомобильной печки. Перекрывая гром динамиков, водитель крикнул жалобно:
– Где пропадаешь? Все репетируешь?
– А как иначе, Черепахин? Что сеем, то и жнем.
– В такой тоске я, слушай, я в такой тоске! Жена опять в Парамарибу; решил пожить на даче в тишине, а выпить – не с кем! Звал корешей – приехать не смогли! Один я в доме! Пятнадцать спален, зала – везде пусто, я даже свет не зажигаю, только в курительной! Во всем поселке никого, одни вороны да охранники! Не пить же нам с охраной!
– Ты, Черепахин, не сердись. Меня актеры ждут.
– Ну, на часок…
– Работа, Черепахин. Извини, работа. Я объявил премьеру на ноябрь.
– Ты ночью приходи.
– И вечером, и ночью – все работа… Вот утром я свободен. Утром я твой, если потом уложишь спать.
– Вы люди творческие, мы – простые. Мы по утрам не пьем, а деньги шлепаем.
– Удачи, Черепахин.
Тот выключил музыку; спросил уныло в тишине:
– О чем хоть пьеска? Может, я приду.
– Я тебе сам доставлю приглашенье на премьеру.
– Ты расскажи, а я подумаю – идти или не идти. Вы люди вольные, мы занятые.
– Ну, наши дни. Гуляет свадьба в ресторане на берегу большой реки. Вернее, летний зал на крыше ресторана. Разные люди. Гуляют. Вдруг ураган. Потоп и наводнение. Все вокруг смыло. И только крыша ресторана осталась на поверхности воды. И люди на ней – словно на плоту. Так это выглядит, поскольку выше крыши вода пока не поднялась. Но поднимается. Все ждут спасения. Выясняют отношения…
Черепахин, не дослушав, тронул с места свой автомобиль и, прежде чем захлопнуть дверцу, сказал:
– Гуляют – это хорошо, а то, что отношения там выясняют, – это плохо. Ты бы убрал про отношения, тогда я, может, и приду.
– Ладно, – сказал Мовчун, – я что смогу,