И тут Арик обратил внимание на то, что папины глаза заплаканы. Таким жалким и беспомощным он не видел папу ни разу. Неужели всё это – противный майор?! Он нахмурился и сжал кулачки, словно вновь собирался драться с обидчиками из бараков, но папа ласково потрепал его по плечу и пробормотал:
– Пойдём, поможем матери собираться. Без нас, мужиков, она обязательно что-нибудь забудет, верно?
…Через полчаса они потихоньку, чтобы не потревожить спящих, вынесли свои вещи в тамбур и стали дожидаться проводника, который должен открыть дверь на станции. Перед выходом из купе мама заставила всех присесть на дорогу, и Арик последний раз глянул на почти пустую банку с икрой. Удивительное дело, но никакой икры ему больше не хотелось!
В тамбуре было темней, чем в коридоре, и различать в сгустившемся за окном сумраке редкие деревушки и непонятные огоньки было гораздо удобней. Мальчик поплотнее запахнул курточку и посторонился, пропуская сердитого проводника, с которым за всю дорогу так и не перемолвился ни единым словом. Некоторое время он следил, как тот неспешно ковыряет ключом в замочной скважине, на ходу распахивает тяжёлую вагонную дверь и, свесившись в гудящую темноту, протирает поручни тряпкой.
В лицо ударил тёплый влажный воздух с терпким запахом молодой весенней зелени. Хотелось следом за проводником высунуться из вагона и посмотреть на мигающий впереди красный фонарь светофора, но папа крепко держал его за плечо.
На миг сладко защемило сердце от предчувствия неизвестности, которая ожидает впереди. Как только поезд остановится, и он выйдет из вагона – а это будет с минуты на минуту, – неизвестность обрушится на него всей своей тяжестью, и нужно будет поначалу к ней приспосабливаться, осваиваться, заводить друзей и, конечно же, отстаивать своё мальчишечье право на существование в новом, ещё не обжитом мире. Это подразумевалось, но было совсем не страшно. Если потребуется, он и зубки кому надо покажет. Ничего, что мал ростом – недаром его дразнили сыном зека…
Арик глубоко вздохнул и в темноте нащупал горячую папину ладонь.
– Ну вот, сын, и приехали, – сказал папа, и голос его дрогнул. – Здесь мы теперь будем жить. Дай Б-г, чтобы повезло…
По пустому ночному перрону к их вагону неловко бежали старичок и старушка.
– Это же наши дедушка и бабушка, – прошептала мама, почему-то вытирая слёзы. – Иди, Арик, первым. Мы за тобой…
Новая экспозиция
Май в этом году колюч и капризен: поутру на траве не роса, а чуть ли не шуршащая под ногами снежная поземка, и холод такой, что пар изо рта валит. Часам к десяти солнце всё же раскочегаривается и припекает так, что нос, самая незащищенная часть лица, уже обгоревший и облупившийся, снова начинает потихоньку полыхать.
– Поскорей бы лето наступало и каникулы, – лениво рассуждал Арик, сидя