Снег в Техасе. Павел Долохов

не может спать спокойно, пока в мире остается хотя бы один узник совести! Мы вырвали Георгия Димитрова из лап Гитлера. Сделаем все, что в наших силах, чтобы раскрылись двери сталинских тюрем и чтобы вышел на свободу наш друг, писатель Серж Викто́р! Его единственное преступление состояло в том, что он имел смелость думать, говорить и писать так, как он считал нужным, о стране, которая стремительно погружается в мрак произвола. Свободу Сержу Викто́ру!»

      Его слова потонули в свисте и аплодисментах. Гольденбург попытался что-то сказать, дать отпор, но его не было слышно. Когда шум стих, на трибуне появился Леня Пустырник. Он говорил, точнее мычал по-немецки, и его слов, по счастью, почти никто не понял. А говорил Леня про свободу творчества. Мы, поэты, – особая порода людей. Нас нельзя строить в шеренги… На этом первое заседание антифашистского конгресса и завершилось.

      В начале следующего заседания на трибуну взошел невысокий человек в черном костюме.

      – Позвольте представиться, – сказал он на хорошем французском языке, – Кузнецов, культурный атташе советского полпредства. На вчерашнем заседании в излишне эмоциональной форме был поднят вопрос о писателе Серже Викто́ре. Полпредство навело справки. Серж Викто́р жив и здоров; он никогда не подвергался ни арестам, ни преследованиям. Во время пребывания в СССР он высказал пожелание ознакомиться с жизнью героических советских рабочих – строителей Беломорско-Балтийского канала. По личному распоряжению народного комиссара внутренних дел, товарища Ягоды, его пожелание было удовлетворено. В настоящий момент Серж Викто́р завершил свою творческую миссию и находится на пути в Париж. Завтра вы сможете встретить его на Восточном вокзале.

      На следующий день рано утром Григорий и Рената стояли на перроне Восточного вокзала. Рената держала в руках букетик гвоздик. Было не по-летнему сумрачно, моросил мелкий дождь. Берлинский поезд пришел точно по расписанию. Григорий и Рената терпеливо ждали, пока к перрону подтянется последний, непомерно высокий вагон с табличкой «Москва – Париж». Дверь вагона открылась, и по лесенке спустился единственный пассажир. На нем был непонятного покроя серый плащ, в руках – старенький чемоданчик. Увидев Ренату, побежал к ней, припадая на левую ногу.