– Бедная Бибиси, – помолчав, переварив информацию, посочувствовала местной сплетнице Анна, – такая версия рухнула, – и вздохнула сочувствующе, – и общественность не поднимется против военного-то инженера.
На пару секунд над столом воцарилось молчание, которое безжалостно разбилось громким, дружным смехом троих женщин.
– Нет, ну надо… – хохотала тетка, – …«крестный отец в отставке»! – цитировала она Анну.
– Ма-ма… – подхватывала племянница – …маньячелло на природе…
– Кри-криминал… – вытирала смешливую слезу Лена, – на неслышной, страшной машине. С ночи не было, а утром – раз, и образовался!
И они хохотали, вспоминая Бибиси с ее подозрениями и Анютины предположения одно другого краше и загадочней, пока приступ смеха не остановил прозвучавший звонок тетушкиного смартфона.
– Ладно, – посмотрела на экран телефона Александра Юрьевна и, досмеиваясь, стирая выступившую слезинку, отослала девиц: – Идите уже, мне поговорить надо.
Лена принялась убирать со стола, махнув рукой Анне, что, мол, сама справится, и та, поднявшись на второй этаж, забрала с балкона этюдник с прикрепленным к нему портретом соседа, так взбудоражившего воображение Степаниды Ивановны и самой Анны. Ушла в комнату, чтобы не прислушиваться невольно к теткиному голосу, и, сев в кресло, принялась пристально изучать свой рисунок.
«Что же в тебе не так? Почему ты не получился? Точнее, почему получился именно таким?»
С самого раннего детства Анна обладала феноменальной, так называемой фотографической памятью на лица, и не только на них – на заинтересовавшие ее предметы, вещи, увиденную природную картинку, чем-то зацепившую внимание или