Байконур для меня —
Это город Ленинск.
Байконур для меня —
Город всех моих драм.
Байконур для меня —
Дети, муж, «двойка»,
Прошлого тени.
Несколько раз в году
Какая мука – сына
Провожать и ждать!
Какое счастье – знать
Что скоро он приедет!!
Иван Иванычу Лучку
Как смотрит этика на подлеца,
Обидевшего женщину напрасно?
Врачу: «Сначала исцелися сам!
Теория без практики
И лжива и опасна!»
Я с детства ненавижу Зависть.
В себе ее я убиваю, как могу,
Вытаптываю, с корнем вырываю
И прорасти в душе ей не даю.
Зато теперь она меня совсем не мучит.
И даже не заходит навестить.
Она хотела бы, да не изучит,
Как подойти, подъехать, извести!
Олечка
Губки как вишенки.
Глазки – озера,
Ангельский голос…
Вот только слова:
«Жид, сара, жидовка, иуда!
Взять автомат, да и всех
Расстрелять»
И людоедское:
«Ну ничего, их пока что еще
Принимают в Израиле…!»
Вот так советская девочка,
Комсомолочка – людоедочка»
Эта – не та,
что у Ильфа, Петрова.
Эта от «Памяти»,
Что у Сычева.
Я – человек второго сорта
И мне знаком сквозь зубы разговор,
Брезгливые усмешки и кривлянья,
Людская холодность и ненависти взор.
Но терпеливо я тащу свой непомерный груз
И с ним карабкаюсь
На острие своей Голгофы…
Что выпадет: семерка, тройка, туз?
И мимо палачей я молча прохожу
И, вскинув голову, показываю профиль!
Читая Н. Мандельштам
Как! Ничего не ждать
И ко всему готовой быть?
Ну, дудки! Черта с два!
Уж лучше в голос выть,
От злости об стенку биться головой,
Рвать волосы, смеяться над собой…
Но только не сдаваться,
Быть!
Подписка – 1988. Ужгород, облоно
– Вы на журнальчик «Израиль»
Подписку сделать не хотите?
Как говорится, оживленье в зале.
И вот уже на все лады:
«ИзрАиль, ИзраИль»,
Всеобщий шум, злорадное веселье,
Язвительный смешок.
Смешно им все:
И что журнал дешев,
И что выходит лишь раз в году.
А сколько злого наслажденья
Им доставляет слово «Израиль».
Как глубоки те чувства брезгливости,
Пренебрежения, как не приемлет
Их ослиная душа чего – то,
Что на них хоть каплю не похоже.
Ну а о степени злорадства,
И ядовитости и желчности
Уж я не говорю!
Где происходит сей шабаш?
В аду, в Германии 30‑х,
В стане дикарей?
Кто