– Но единственный автомеханик в округе – это я. Другой автомеханик находится в ста километрах, чтобы он тут делал?
– Послушайте, я очень сожалею, что погибла Ваша дочь – это ужасно, но это была вина водителя. Вот и всё. Парнишка ехал на очень высокой скорости.
– Ясно, шериф, спасибо за работу.
Роберт понял, что бесполезно спорить со старым маразматиком, который голосует за консерваторов, поэтому он пошёл к Дэйву, чтобы предложить ему пойти к Харрисонам и распить бутылку виски. Тот согласился. Лицо Дэйва за этот день постарело на десять лет, а душа Роберта – на все тридцать.
Через два дня состоялись похороны. Присутствовал весь город. Бенджамин приехал на пару дней, чтобы проститься со своей сестрой и поддержать родных. Бенджамин после прощания с Маргарет ещё долго стоял с отцом над могилой девушки. Ларссоны в тот же день оплакивали своего сына, они всем рассказывали о том, какой он был прекрасный, как всячески всем помогал, хотя, по большому счёту, Кевин прожигал свою жизнь, как типичный представитель «золотой молодёжи» – бездумно, бесталанно и очень быстро.
Бенджамин и Роберт обнялись. У отца и сына катились слёзы, они понимали, что теперь без Марго в их доме поселится пустота, которую не закрыть, не починить, не исправить.
– Сынок, сможем вечером поговорить? Я должен кое-чем с тобой поделиться, – сказал Роберт, вытирая слёзы о свой белоснежный платок.
– Конечно, пап, я думаю, что нам всем есть о чём поговорить.
– Нет, давай без мамы и Линды – это строго между нами. Сам видишь, в каком состоянии мама, – он сжал губы, пытаясь вымолвить, что, кажется, она начала сходить с ума. – Просто есть то, что меня беспокоит. Ты мне хоть скажешь: всё то, что я думаю – это бред или такая теория имеет право на существование.
– Хорошо, пап, – Бен похлопал по плечу отца. Сын уже перерос отца на пару сантиметров. – Извини, я сейчас схожу к Уэйну. Маргарет была и его подругой.
– Да, конечно, иди, а я ещё немного постою здесь.
Роберт остался стоять у могилы дочери. Листья нескончаемым потоком опускались на землю. Трава больше не зеленела, она, как белка, постепенно меняла свой окрас. Скоро её укроют снега, как и дочь, которая уже никогда не вернётся и не скажет, что всё наладится и за зимой наступит оттепель.
Бен подошёл к дому Уэйна. Уэйн сидел на скамейке около дома. Бенджамин сел рядом. Они помолчали где-то минуту.
Уэйн начал первый:
– Ты как, старина? – Уэйн понимал, что вопрос очень глупый, но завязать разговор как-то нужно было. После приезда Бенджамина они лишь сухо поприветствовали друг друга и даже не перекинулись и парой слов.
– Паршиво, очень паршиво, друг. Такое случается нечасто. Так неожиданно, несправедливо и резко. Ты как мишень для дартса. В тебя кидают дротиком и пытаются выбить шестьдесят очков.
Странное