– Если вам повезёт получить что-либо с радзивилловских земель, употребите на богоугодные дела, – она протянула свёрток бумаг. Я начал благодарить, но настоятельница спросила только: – Где десять ливров?
Видимо, лучшего предложения решила не ждать.
Мы тронулись обратно к Парижу, рассчитывая найти таверну, замеченную по пути сюда, до приглашения переночевать гостеприимство монахинь не дотянуло. Подумаешь – декабрь, не замёрзнете…
И в чём-то они были правы. Холод кусал меня не снаружи, а изнутри. Он не стал бы меньше, если бы вокруг висела тропическая жара.
– Луи! К Эльжбете ты съездил, брат. И, чует моя душа, не поедешь больше. Скажи – дальше что?
Если бы я знал…
– Выбор у меня невелик, Паша. Не смогли мы спасти Эльжбету, давай спасём Францию. Наварра и Франциск боятся, что Генрих воспользуется миром и отправит гонцов в католические Нидерланды, будет там искать союзников для войны с протестантами. Как только найдёт – снова двинет на юг.
– Погоди… Зачем ему Нидерланды? Испанский король Филипп, я слышал, не любит гугенотов пуще Генриха. Отчего же не воззвать к Мадриду?
– Филипп Второй – наш злейший враг, особенно после битвы под Сен-Кантеном в пятьдесят седьмом. Если испанцы захватят Беарн и всю Гасконь, те у испанцев и останутся. Потому де Гиз тоже не зовёт их в союзники. Павел, скажи мне как на духу, ты просто мне зубы заговариваешь, пытаешься от тоскливых мыслей отвлечь, или тебе вправду интересно?
– Ну-у-у… – замялся Ногтев. – Мне велено было всё узнать, как тут в Европе дела делаются. А коль отвлёк тебя от тоски – что ж в том дурного?
– Не надо меня жалеть. И помогать с собой совладать не нужно. Справлюсь. И о политике расскажу. Во Франции перемирие, а в Нидерландах вовсю идёт война. Наместник Филиппа постепенно проигрывает кальвинистам. До Наварры дошли слухи, что король Франции задумал предложить помощь испанскому штатгальтеру, чтобы отбросить протестантов на север, в обмен на несколько нидерландских полков для похода на юг Франции.
– Ой ли? Всё как у нас. Царь-батюшка Ливонию воевал, казанские татары в спину били, на две стороны не шибко повоюешь.
– Я тоже не понимаю, как убедить испанца воевать против гугенотов, оголяя Брюссель. Но Наварра просил разведать. Ты со мной?
Ногтев с минуту помолчал.
– Ну, Брюссель от Москвы далеко, никогда нам оттуда угрожать не будут, не дураки же они, – витязь хохотнул. – Однако всякое случается. Надо глянуть! Еду.
Ночная дорога извивалась среди пустынных убранных полей, копыта кололи тонкий ледок на лужицах. Ни одного огонька, ни одного жилого дома на горизонте. Мы с Ногтевым высматривали свет таверны и не находили его.
Так же беспросветно было у меня на душе. После известия о смерти Эльжбеты я брёл наугад, надеясь увидеть хоть какой-то огонёк.
И вдруг он затеплился, едва различимый, на самой грани восприятия. Пусть чисто формально, но я стал обладателем огромной доли радзивилловской