– А, ты рассчитываешь на случай! – усмехнулся Самуил. – Ну, когда имеешь дело со мной, это бесполезно. Уж не знаю почему, возможно, в награду за то, что я ни разу в жизни не снисходил до игры на деньги, но если только я испытываю судьбу, она всегда очень милостива ко мне. Так что остерегись! А вино у вас, господин Шрайбер, просто великолепно – ведь это либерфраумильх, не правда ли?
Какое впечатление или, быть может, предчувствие было тому причиной, мы не знаем, но когда прозвучали спокойные, мрачные слова Самуила, Христиана побледнела, не в силах сдержать невольную дрожь. И вполне вероятно, что он это заметил.
– Разговор у нас какой-то невеселый, – сказал он. – Ты бы, Юлиус, сходил наверх поискать чего-нибудь позабавнее.
Юлиус понял намек, мгновенно исчез, но вскоре вернулся с «Охотой на свинью», которую тут же преподнес Лотарио, и Линнеем, вручив книгу пастору.
Восторгу Лотарио не было границ. На лице малыша отразилось безмерное восхищение, и он замер в неподвижности, сраженный видом подобного чуда. Увы! Даря ребенку мгновения столь полного счастья, жизнь, похоже, думает, что тем самым она уже достаточно рассчиталась с человеком за все, что предвещает ему грядущее…
Впрочем, пастор был счастлив почти так же, как его внук, ибо в душе остался почти таким же ребенком. Он рассыпался в благодарностях и ласково ворчал на Юлиуса, что он непременно разорится, ведь для кошелька студента подобные траты непосильны.
Юлиусу было неловко принимать таким образом вознаграждение за те знаки внимания, которые на самом деле исходили от другого, хоть тот и действовал не в своих, а в его интересах. Он совсем было собрался восстановить Самуила в его законных правах, но, поймав благодарный взгляд Христианы, почувствовал, что уступить эту награду Самуилу просто выше его сил.
Итак, он присвоил взгляд, а с ним и все остальное.
После обеда пошли в сад пить кофе. Гретхен, ни на минуту не переставая подозрительно коситься на Самуила, пристроилась за стулом Христианы.
– Послушай, Гретхен, – сказал пастор, наливая в блюдечко обжигающий кофе, – мне надо с тобой поговорить.
– Со мной, господин пастор?
– Именно с тобой, притом о серьезных вещах. Тебе смешно? А ведь ты уже не дитя, Гретхен. Ты не забыла, что скоро тебе сравняется восемнадцать?
– И что это означает, господин пастор?
– Восемнадцать лет – такой возраст, когда девушке уже пора подумать о будущем. Не хочешь же ты провести всю жизнь среди коз?
– А среди кого, по-вашему, я должна ее провести?
– Я знаю одного честного малого, который хочет стать твоим мужем.
Все еще смеясь, Гретхен замотала головой:
– Вот еще! Да кому это в голову взбредет такое – взять меня в жены?
– Однако в этом нет ничего столь уж невероятного, дитя мое. Если бы такая возможность представилась, что бы ты сказала?
Лицо пастушки стало серьезным:
– Так вы это не в шутку?
– Я же сказал, что у меня к тебе