И так далее, стараясь не частить и вообще выполнять все, когда то вбиваемые мне в голову незабвенной Марь Иванной, паузы и интонации, я досказала бессмертный отрывок до конца. А что еще мне было делать, не кричать же всем этим людям, что я не причем, и вообще не Амина а Оля? Чтобы меня связали и поместили в местный аналог сумасшедшего дома?
– Восхитительно, – произнес король, и все дружно поддакнули, – вы не перестаете нас удивлять.
Тамино кивал в такт его словам, герцог вздыхал, склонив голову на бок. Дамы сидели, пораженные, кавалеры смахивали слезу. Не знаю, правда, мое ли чтение было тому виной, или всех так поразил внезапный Пушкин. Возможно, конечно, восхищение моим исполнительским мастерством было заложено во всех, так же как и ослепление моей «прекрасной» внешностью.
– Вы можете идти, прекрасная Амина, – сказал король.
Два раза просить меня не нужно было, и, поклонившись всем, я вышла.
На дворе уже была ночь, и извилистые коридоры были освещены факелами. Стараясь вспомнить, какой же дорогой я шла в этот зал, я сворачивала и плутала, пока, наконец, не очутилась в каком-то темном закутке, с единственным оконцем выходившим в сад.
– Вы забыли свою лиру.
Лязг доспехов, сопровождавший эти слова, ясно сообщили мне, что герцог не дремлет. Свет луны, лившийся из окна, обрисовывал его гигантскую фигуру, в ней чувствовалось столько угрозы, что я внутренне сжалась и вцепилась в окно – но оно было слишком узким, и бежать из него было невозможно.
– Кто разрешил вам трогать мою лиру? – накинулась я на герцога, во-первых, надеясь, что меня услышат и спасут, а так же, потому что лучшая защита – нападение.
Но одно дело давать наглому преследователю отпор в многолюдной церкви, и совсем другое в пустынном и темном коридоре. Герцог лишь рассмеялся.
– Мне не нужно ничье разрешение, – язвительно сказал он, и отшвырнул лиру.
Протяжно звякнув, она упала в угол. А в следующий миг обе его закованные в железо руки прижимали меня к стене.
– Как ты там сейчас говорила? – прорычал он, почти вплотную приблизив ко мне свое лицо, – мне порукой ваша честь? Моя честь тебе порукой, что я этого так не оставлю! Ты ответишь мне за все свои оскорбления!
И он впился в мои губы поцелуем.
Давным-давно в одной милицейской методичке я читала: если насильник крупнее и сильнее вас, сделайте вид, что поддались, а потом укусите его за язык. Совет кусать насильника за язык и тогда показался мне бредовым, а сейчас, когда мне противостоял двухметровый мужик в латах – тем более. Он одним ударом своей закованной в железо руки мог отправить меня в нокаут. Но я не сдалась, нет, я, конечно трепыхалась, извивалась – скорее, правда, чисто инстинктивно, чем как-то как-то еще. В голове у меня тем временем проносилась мысль : «Ну не может же быть так, не может быть, чтобы меня, главную героиню любовного фантазийного романа, тупо использовали в коридоре как персонажа самого чернушного постсоветского фильма!»
И