Чувствуя, что краснеет, Цицерон попытался принять равнодушный вид:
– Это твое дело, Квинт.
– Cacat! Ты должен мне миллионы, Марк, миллионы! Не говоря уже о миллионах, которые ты должен Цезарю! И ты сейчас же, сию минуту отдашь мне хотя бы часть этих денег, иначе, клянусь, я распорю твой живот до самой глотки! – заорал Квинт.
Это была пустая угроза – при нем не было ни меча, ни кинжала. Но вопрос о деньгах усугубил растерянность Цицерона, всколыхнул в нем тревогу за дочь и негодование на бессердечность мегеры Теренции, его жены. Обладая независимым состоянием, она отказывалась делиться им с расточительным муженьком. Теренция могла пойти на любые хитрости ради денег – от перемещения межевых камней на своей земле до объявления самых плодородных участков священными рощами, чтобы не платить налогов. И с этими ее действиями Цицерон вполне свыкся. Чего он не мог простить ей, так это того, как она обращалась с бедняжкой Туллией, которая имела все основания жаловаться на своего мужа Публия Корнелия Долабеллу. Но Теренции не было до этого дела! Если бы Цицерон не знал, что у Теренции нет иных чувств, кроме алчности, он мог бы заподозрить, что она сама влюблена в Долабеллу. И потому выступает вместе с ним против собственной плоти и крови! А Туллия все хворает после потери ребенка. «Моя девочка, моя дорогая!»
Так думал Цицерон, но он, конечно, не смел высказать многое из этого в письме к Долабелле. Долабелла был нужен ему!
К середине календарного сентября (совпавшей с началом лета) флотоводец Коркиры созвал небольшой совет.
В свои неполные тридцать два года Гней Помпей был очень похож на знаменитого отца, хотя его золотые волосы имели более темный оттенок, а глаза были скорее серыми, чем голубыми. И нос больше походил на римский, чем у Помпея Великого. Командование легко давалось ему. Унаследовав организаторские таланты родителя, он без труда управлялся с дюжиной флотов и многими тысячами моряков экипажа. Чего у него не было, так это отцовского комплекса неполноценности и его чрезмерного самомнения. Мать Гнея Помпея, Муция Терция, была аристократкой со знаменитыми предками, поэтому темные мысли о неясных пиценских корнях, которые так мучили бедного Помпея Великого, никогда не приходили в голову сыну.
Присутствовали только восемь человек. Сам Гней Помпей, Катон, трое Цицеронов, Тит Лабиен, Луций Афраний и Марк Петрей.
Афраний и Петрей командовали легионами Помпея Великого много лет и даже управляли за него обеими Испаниями, пока Цезарь не выгнал их оттуда в прошлом году. Уже поседевшие, они оставались солдатами до мозга костей, ибо годы не властны над теми, в ком жив воинский дух.
Прибыв в Диррахий как раз перед отплытием транспортов на Коркиру, они, естественно, последовали за Катоном, радуясь предстоящей встрече с Лабиеном, тоже уроженцем Пицена.
Они привезли с собой новости, которые очень порадовали Катона,