«Я не понимаю, где я нахожусь. Скоро мы будем принимать в Союз Писателей завскладов и директоров магазинов, в которых отовариваемся. Товарищ Ганичев, возможно, очень хороший директор издательства, но я хочу знать, что он написал. За ним числится брошюра “Комсомол и печать”, три печатных листа. Не маловато ли это для приема в Союз Писателей?»
При тайном голосовании он получил три или четыре белых шара и больше 30 черных. А после этого секретариат его принял единогласно[16]. Многие секретари издавали в «Молодой гвардии» многотомные собрания сочинений.
Что касается Сергея Семанова, то я Вас развлеку небольшим отрывком из моего интервью, вернее, диалога с поэтессой Верой Зубаревой, который был в прошлом году в сетевом издании «Кругозор»[17]. Я там коротко комментирую последнее из попавшихся мне его высказываний на «русско‐еврейскую» тему, из коего заключил, что он, кроме всего прочего, заметно поглупел.
Солженицын, конечно, не Куняев и не Семанов, я нисколько не удивляюсь, что Вы увидели в его книге [ «Двести лет вместе»] попытку наведения мостов. Чтобы разглядеть все геологические напластования в его двухтомнике (вернее, в первом томе, во втором‐то многое на поверхности), требуется глубокое бурение, то есть надо быть в теме. Я‐то в ней с 70‐х годов, с того времени, когда набрел на Велижское дело[18] и погрузился в него и в смежные материалы.
Много тогда всего сошлось, что заставило меня взяться за разработку этого сюжета. И то, что о нем никто ничего не знал. Из всех моих знакомых писателей‐историков, занимавшихся Пушкинской эпохой, никто о нем не слышал; только Натан Эйдельман, эрудит из эрудитов, сказал: «Постой, постой, это, кажется, как‐то связано с адмиралом Мордвиновым». И то, что мне к тому времени стало тесновато в рамках биографического жанра, хотелось попробовать себя в более свободном жанре. И то, что тогда стала как раз циркулировать в «патриотическом» самиздате «Записка Даля»[19]. Мне как‐то стало ясно, что ритуальный миф – это не навсегда ушедшее прошлое, он вернется, и его надо встретить во всеоружии. Ну и т. д. и т. п.
Не думал тогда, что застряну на этой теме (то есть еврейскоантисемитской). Но Велижское дело потянуло за собой Кишиневский погром [20]. Параллельно шла публицистика, о которой Вы знаете[21]. Потом началась борьба за выезд, потом – здесь – за выживание. А тем временем в России расцвела «Память»[22], ну и дальше потянулась цепочка.
Когда я прочитал первый том Солженицына, я убедился, что отделаться просто рецензией, хотя бы и пространной, не могу: получится петушиный наскок «какого‐то Резника» на великого писателя, страдальца и правдолюбца. Чтобы распутать искусные