Черт! Папа! Она повторила слово вслух, покатала его на языке. Вспомнила, как муж радостно подхватил ее на руки, когда узнал о первой беременности. Нахлынули другие воспоминания. Утренний токсикоз, сентиментальность, плаксивость и первый удар ребенка. Живот, мешающий наклониться, муж, нежно целующий выпирающие в самых неожиданных местах пятки, локти, коленки малыша. Усталость и счастье, когда на грудь положили маленький розовый комочек…
…И горький стыд за свое поведение во время последней встречи с Зирой. Что она подумала о конте? Захочет ли такого отца ребенку? Им нужно поговорить. Обязательно поговорить. Как она видит будущее? Сможет ли жить здесь, в Крови, вдали от своего племени? Нужно разобраться в своих чувствах. Сейчас Виктория была растеряна, но, когда она представляла маленького зеленоглазого малыша, похожего на Иверта, у нее теплело на сердце, и в душе разливалась нежность. Она видела этого ребенка в своих мыслях, держала его на руках и уже любила. Возможно, конт Алан сумеет полюбить женщину с такими знакомыми и родными зелеными глазами? А если не сумеет, то все равно попытается быть ей другом или мужем, как она решит. Ради их малыша.
– Бешеный Алан, – горец подошел неслышно. – Здесь холодный ветер. Друида велела тебе идти в дом. Рана может воспалиться.
Алан повернулся к игушу и широко улыбнулся.
– Иверт, знаешь, я счастлив.
Горец подошел к конту и крепко его обнял, прижав к себе.
– Я знаю, – тихо сказал он. – Я рад за тебя, Бешеный Алан. Твое сердце кровоточит, но ребенок сможет его вылечить, – он отстранился, не убирая с плеч конта рук, и грустно добавил: – А я нет.
Она все поняла и словно услышала, как с громким звоном разлетаются осколки нелепых, ненужных, наивных мечтаний. Та малость, что еще оставалась в ее душе, поддерживая крохи надежды на счастье.
Со стены они спускались в полном молчании. Внизу их ждал брат Турид, возле которого маячила долговязая фигура в сером балахоне. Ксен сделал решительный шаг к конту, но Иверт загородил ему дорогу, выставив вперед руку.
– Эй, стой! Кир Алан плохо себя чувствует. Все вопросы будут решаться завтра.
Виктория была ему за это благодарна. Она никого не хотела видеть. Никого.
Придя в комнату, не раздеваясь, бросилась ничком на кровать и, зажав зубами угол подушки, беззвучно разрыдалась. Она еще не знала, что это последние слезы печали, пролитые Викторией Викторовной Вавиловой, и больше никогда глаза конта Алана Валлида не наполнятся горестными слезами.
Проснулся конт через несколько часов, от тихого шума, доносящегося с улицы. Небо было по-ночному темным и чистым. Слышались вскрики, топот ног, зычный голос Райки, раздающей указания. Алан выглянул за дверь.
– Что происходит?
– Смена патруля и рабыня рожает, – отрапортовал воин, несший вахту в коридоре.
Спать не хотелось, в голове роились непрошенные воспоминания. Теперь ей была понятна сдержанность и отстраненность Иверта, его безликость и молчаливость.