На свидание к нему я ходила без трусов. Есть в этом что-то беззаботное. Только рядом с Саквояжем я ощущала себя божественно красивой, шествуя с ним за руку по вечерней Москве в развевающемся атласном платье телесного цвета. Благодаря его любовным истязаниям, сама стала истязательницей. Эпиляторша, огромная тётка за пятьдесят, в роговых очках и белом халате, вела меня к себе. Мы шли долго, сначала по широкому светлому коридору, потом по узкому тёмному. Уставившись на её макушку с накрученным на ней пучком и широкую, почти мужскую спину, я думала, что она точь-в-точь мой классный руководитель, редкостная сука. По-моему ненавидеть человека только за то, что он молодой – это низко и не достойно учителя. Чего хочет добиться взрослый человек, снижая подростку оценку за отсутствие школьного фартука или поливая его при всём классе водой из бутылки? Она ждала уважения, ко всему прочему она была еще и тупой.
Когда мы подошли к лестнице и спустились вниз, я дико ненавидела эту тётку. Увидев кресло, похожее на гинекологическое, на которое мне было предложено лечь, и услышав щелчок дверного замка, передо мной из недр памяти возникли тётки-гинекологи, настоящие садистки. Одна такая, перед осмотром зачем-то сказала снять всю одежду. Мне было четырнадцать, и я до сих пор помню какое это ужасное чувство – стоять голой при ярком солнечном свете, когда тебя осматривают с ног до головы, словно ты корова на базаре. После унизительного стоячего осмотра она положила меня на кресло и, увидев, что я была с мужчиной, сжала рот и засунула в меня огромное зеркало с такой силой, что я закричала. Не обращая на это внимания и с наслаждением приговаривая: «Что кричишь? Не нравится? С мужиком-то хорошо было?» погрузила мне в живот руку в перчатке и перевернула там все вверх дном. С тех пор я уверена, женщины – ужасные существа. Не только гинекологи, все женщины. Женщины гораздо хуже мужчин, так как в них совсем нет сострадания. Они злые и любят унижать тех, кто не может им ответить. Химичка говорила, что мы все дебилы. Классная руководительница за то, что я была выше всех ростом, смотрела ей прямо в глаза и не боялась говорить своё мнение, назвала меня главаре м банды, расписавшей плохими словами ее подъезд. Первое место в это рейтинге занимала врач комиссии по преждевременным родам, куда меня отправили, чтобы я не смела рожать. Она настаивала на выскребании и ей, представительнице самой гуманной профессии, было не стыдно говорить мне в лицо: «Возможно ты останешься бесплодной, но так тебе и надо, будешь знать в следующий раз». Другой врач, мужчина, старался меня поддержать и даже предполагал, что можно оставить ребенка. Мужчины добрее. Это была унизительная процедура, в результате которой мне было выдано разрешение на прерывание четырехмесячной беременности. Выйдя на улицу, мы с мамой заплакали, потом стояли, обнявшись несколько минут и выбросили это долбаное разрешение.
Я разделась и легла. Мне казалось, что в этой тётке сошлись воедино все эти неудовлетворенные злые суки. Их время прошло, и теперь они