Тот изувер знал своё дело. Плеть у него была футов десяти длиной, тонкая и свистящая. Он прицеливался, хлыст извивался змеёй, жалил острым зубом – и тело преступника лишалось очередного крохотного кусочка плоти. Несчастный выл воем. Женщины отворачивались, а мужчины стояли хмуро. «Не в обычае это у корнов», – проворчал тогда старик Дерин. Когда-то он тоже был наёмником, но преклонный возраст и культя вместо левой руки заставили его доживать оставшиеся годы нахлебником. Леофрик, жирная скотина, сначала веселился, потом, когда заметил смурные лица подданных, улыбка на его физиономии как-то подвяла, но прерывать экзекуцию не стал. Просто отвернулся презрительно и под ручку с Ролло скрылся за дверью донжона. Тот Ролло, кстати, через пару месяцев отдал богу душу: как Родрик слышал, на охоте его задрал медведь. И поделом.
– Недостойно это Первородного, – прошамкал беззубым ртом Дерин, проводив Леофрика взглядом, – белая ворона среди Бедвиров. По всему видать, мамаша его по чужому лужку гуляла, чужие цветочки нюхала, да вернулась в пыльце перемазанная.
Тогда-то и появилась у Родрика мысль, что пора валить из этих мест. Леофрик действительно, не иначе, подкидыш. Первородному так поступать негоже. Первородные – они от богов, своих народов не только судьи, но и защитники-благодетели. Да и не Леофрик вовсе должен был быть господином Западных земель. Знающие люди рассказывали, что у него когда-то была старшая сестра – истинная наследница, отцом назначенная и благословлённая, но ещё ребенком пошла с подружками да с младшим братцем по клюкву на болота, и потерялась. Леофрика нашли, а вот сестрица пропала, сгинула. Старый герцог Эффа рвал и метал, потом пил беспробудно, и вскоре преставился сам. Злые языки болтали, что Эффа своего сыночка не особо жаловал, всё винил его в том, что тот за сестрой не уследил, хотя самому Леофрику в ту пору было годков восемь, не больше.
Говорили, что Эффа даже корону ему оставил какую-то не такую: не с семью зубцами, как Первородному полагается, а меньше: видно, надеялся, что дочка его найдётся. Наверное, именно потому Родрик за всё время ни разу Леофрика в короне-то и не видел: видно, стыдился тот дешёвой подделки. А народ по кабакам шептался, что корону Первородного, правильную, семизубчатую, абы кто надеть не может – будет тут же поражён огнём небесным.
Но к Вилу герцога.
В ночной тиши собачий лай слышался уже отчётливо – прямо сюда идут, твари. Родрик стиснул зубы. Нет, такой радости он им не доставит.