– Вот… посмотри, – спохватывается Люди-С-Клювами показывает на распростертую правду, – кто-то убил её… убил…
– К-кто?
– Что ты на меня так смотришь, у меня и в мыслях не было! Хорош друг, ничего не скажешь, чуть что, Люди-С-Клювами подозревать, у меня и в мыслях не было убивать кого-то…
Хочу ответить, что у меня и в мыслях не было его обвинять – не отвечаю, не успеваю, мой друг подхватывает меня под руку… вернее, никакой не друг, что мы вместе живем в заповеднике, это не значит, что мы друзья, и ни под какую не под руку, рук у меня тоже нет.
– Надо сказать правдам, – спохватывается Люди-С-Клювами, – сказать правдам правду… что убили правду.
Напоследок наклоняюсь над убитой правдой, пытаюсь разобрать её имя, получается что-то жуткое, Ведьмы-На-Метлах, похоже, это про какую-то страну, где живут ведьмы и летают на метлах.
Смотрим на правду.
И знаем, что смотреть нельзя, что что-то будет с этой правды, если смотреть, тревожное что-то, – и смотрим…
– …правду застрелили из лука, а потом добили копьями!
Это Люди-С-Клювами. Подхватываю:
– Их было тысячи нападающих, мы не увидели их лиц…
Это я. Ну а что вы от нас хотели, сколько мы шли, прежде чем увидели другие правды, сколько всего успело поменяться в нашей памяти, и теперь мы говорим совсем не то, что было на самом деле, попробовали бы вы сами через всю пустыню пройти, и ничего не забыть и не потерять…
Правды слушают нас – вежливо, и в то же время высокомерно, ишь, пришли тут какие-то старые слухи про страны, которых давным-давно нет, говорят что-то там, непонятно, что, так и быть, выслушаем их бредни…
– Однако, уважаемые слухи, вы ошибаетесь, – правда с большими белыми крыльями откашливается, – ничего подобного не происходило, мы все живы-здоровы, и все тут…
Смотрю на правду с большими крыльями, её зовут – Жгут-Ведьм, она стремительно летает вокруг света и рассказывает, как в какой-то стране жгут на кострах ведьм.
Меня передергивает. Я хочу возразить, что ничего подобного, что в этой стране никого не жгут, а ведьмы преспокойненько себе летают на метлах, заговаривают болезни, прогоняют непогоду, ворожат дождичек, чтобы урожай не засох.
Меня слушают. Насмешливо. Снисходительно. Я уже все понимаю по их взглядам, ну-ну, старая легенда где-то что-то там услышала, переврала все, что только может переврать, и теперь рассказывает непонятно что…
– Но это правда! – не отступаю я, – правда! Правда… убитая в овражке…
– …невероятно, – говорит Жгут-Ведьм, наливает мне вино в чашу, – так вы говорите… убили?
Я оживляюсь, воодушевляюсь, хоть кто-то слушает меня, хоть кому-то не все равно, и Жгут-Ведьм добавляет, что, конечно, я много что приврал, ну не могу я не приврать, я же сколько шел через пустыню, растерял всю правду, нацепил на себя кучу вымыслов – и все-таки в этом что-то есть,