Гектору едва минуло 12 лет, когда он впервые влюбился. И предметом его страсти стала семнадцатилетняя Эстелла Дюбеф, гостившая в ту пору у родственников. «Увидев ее, я словно почувствовал электрический удар. Я полюбил ее – этим все сказано… Целые ночи напролет я пребывал в отчаянии… Ревность терзала меня при всяком незначительном слове, с которым мужчины обращались к моему кумиру… Мне было тринадцать лет, когда я потерял ее из виду… Мне было тридцать, когда, возвращаясь из Италии через Альпы, я различил вдали утес Сент-Эйнар, и белый домик, и старинную башню… Мои глаза заволокло слезами… Я все еще ее любил… По приезде я узнал, что она вышла замуж. Но это вовсе не исцелило меня».
И вот в начале сентября 1864 года Гектор появился в Леоне, где в это время проживала Эстелла. А уже на следующий день утром он передал ей письмо, в котором умолял о встрече.
Наконец они наедине, друг подле друга. Сначала миг удивления, а затем рассказы о себе. А в самом конце этого странного свидания Гектор неожиданно произнёс: «Умоляю, дайте мне вашу руку, сударыня». Она протянула. Опустив глаза, он поднес эту морщинистую руку к своим губам. И почувствовал, как замирает его сердце. Он близился к смерти, но любовь продолжала неистовствовать в нем.
Однако Эстелла охладила пыл пожилого романтика. И при последующих встречах она вела себя в соответствии со своим возрастом и положением вдовы. Гектор же, несмотря на годы, был неизменно пылким, и от каждой новой встречи испытывал романтический прилив чувств. «Такого рода страданья мне необходимы. У меня нет иного интереса в жизни», – писал он ей в Женеву. В данном случае Гектор не лукавил. Он и впрямь всем своим сердцем любил Эстеллу. Однако она этой вспышки чувств так и не поняла…
29 июня 1867 года. В этот день несколько близких товарищей Берлиоза решили организовать его чествование. Однако в назначенное время, в 9 часов вечера, Гектор не появился. Собравшиеся встревожились и отправили пианиста Риттера выяснить причину отсутствия композитора.
Тягостная картина предстала перед Риттером: на полу, обливаясь слезами, корчился Берлиоз. Его губы дрожали, слова прерывались тягостными стонами. «Это я, я должен был умереть, а не он, такой молодой», – словно заклятие, тихо бормотал он. Какой ужас! Берлиоз говорил о своем сыне Луи, который 5 июня умер на Кубе, сраженный желтой лихорадкой. Ему было всего тридцать три года!
И все те два года, которые Берлиозу предстояло еще прожить на этом свете, его терзали одни и те же вопросы: «Как он умер? Какие последние слова он произнес холодеющими губами? Где это случилось – в Гаване или в открытом море?»
И кто знает: возможно, 8 марта 1869 года, когда смерть уже витала над Гектором, его последние мысли были тоже заняты его любимым Луи, с