С женщиной мне все-таки полегче.
Я могу влюбляться по ночам,
И могу влюбляться ранним утром.
Мне неважно, главное – начать,
Пусть искра горит всего минуту.
Я могу влюбляться просто так,
Робко или смело прыгать в омут.
А могу влюбляться как дурак
Или же влюбляться как ребенок.
За свою короткую судьбу
Даже в снах влюбляться приходилось.
Только это сон, а наяву
Я любил немногих, правда, сильно.
Сон
Мало лет прошагал, но попал я на столик хирурга.
Знают все, что умрут, но хотелось бы, чтоб как герой.
Я заснул в ДТП, а очнулся от холода вспурга
Или холода морга. Не знаю. Все было впервой.
Я очнулся, пошёл почему-то глухим коридором.
Мне слепило глаза (точно помню). Все было светло.
Кто-то там хохотал, кто-то там заливал себя ромом,
Кто-то ногу сдавил мне, и, мне показалось, назло.
Очень много людей сквозь парадную двигались строем.
Я не стал торопиться, решил табачку закурить.
Поболтали мы с греком, который когда-то брал Трою.
«Тыщу лет здесь стою – уж давно бы могли пропустить».
А потом я зашёл в кабинет и увидел ханыгу.
Он сидел и мешал медной ложкой заваренный чай.
А услышав меня, поднял взгляд, саркастически хмыкнув,
Забубнил про себя что-то в такт будто бы невзначай.
«Говорите смелей про грехи про свои, про пороки.
Мне же нужно вам как-то уже выносить приговор».
Я собрал свою волю в кулак в кратчайшие сроки,
Понял я, что к чему, и спокойно завел разговор.
Я вещал про себя, про друзей, про порочные годы,
Что был честен со всеми, хотя иногда и играл,
Что я вырос таким какой есть, что особой породы
И себе никогда и ни в чем не фальшивил, не лгал.
Что когда я любил, то до крика, до срыва аорты.
И, когда я буянил, срывались все двери с петель.
А когда напивался, то помнил и Бога, и черта,
Вспоминал, кстати, их и когда покидал меня хмель.
Но не жаден я был, не завистлив, хоть были проступки,
За которые я по сей день очень много стерпел.
Он в меня посмотрел, и его взял находчивый ступор:
«Ты совсем не такой, кого в ад направляют теперь».
Громко выдохнул он, рассказал про жену, про работу,
Как апостол блудил, а архангел пошел на разбой.
«Я-то думал у вас по-другому, небесное что-то,
А теперь не понять, кто же грешник, а кто же святой».
И сидели мы с ним очень долго: смеялись, болтали.
Он достал самогон. Ох, божественный тот самогон.
А когда на дрожжах выползал я в забитый парадный,
Крикнул кто-то мне что-то, и взглядом увидел я ствол…
Я очнулся в поту между адом и, может быть, раем,
Отдавало противное чувство немного в живот.
Я вернулся не зря, я уверен, и точно