– Нет, нет, краснокожий, – сказал он, – тебе больше нечего бояться. Снимать скальпы не в моем обычае. Я сейчас подберу твое ружье, а потом вернусь и сделаю для тебя все, что могу. Впрочем, мне нельзя здесь слишком задерживаться, так как три выстрела подряд, пожалуй, привлекут сюда кое-кого из ваших чертей.
Последние слова молодой человек произнес про себя, так как разыскивал в это время ружье, которое оказалось там, где владелец бросил его.
Оставив в челноке ружье индейца и свой карабин, Зверобой вернулся к умирающему.
– Всякая вражда между нами кончена, краснокожий, – сказал он. – Ты можешь успокоить свое сердце в отношении скальпа и прочих жестокостей. Надеюсь, я сумею вести себя, как подобает белому.
Если бы взгляд мог полностью выражать мысли человека, то, вероятно, невинное тщеславие Зверобоя и его бахвальство цветом кожи получили бы маленький щелчок, но он прочитал в глазах умирающего дикаря лишь благодарность и не заметил горькой насмешки, которая боролась с более благородным чувством.
– Воды! – воскликнул несчастный. – Дай бедному индейцу воды!
– Ну, воды ты получишь сколько угодно, хоть выпей досуха все озеро. Я сейчас отнесу тебя туда. Мне так и рассказывали о раненых: вода для них величайшее утешение и отрада.
Сказав это, Зверобой поднял индейца на руки и отнес к озеру. Здесь он прежде всего помог ему утолить палящую жажду, потом сел на камень, положил голову раненого противника к себе на колени и постарался утешить его, как умел.
– Грешно было бы с моей стороны не сказать, что пришло твое время, воин, – начал он. – Ты уже достиг зрелых лет и при твоем образе жизни, наверное, натворил немало. Дни твои сочтены. Надо подумать о том, что ждет тебя впереди. Краснокожие, как и белые, в большинстве случаев не думают успокоиться в вечном сне, и те и другие собираются жить в ином мире. Каждого из нас будут судить на том свете по его делам. Я полагаю, ты знаешь об этом довольно и не нуждаешься в проповедях. Ты попадешь в леса, богатые дичью, если был справедливым индейцем, а если нет, то будешь изгнан в пустыню. У меня несколько иные понятия на этот счет. Но ты слишком стар и опытен, чтобы нуждаться в поучениях такого юнца, как я.
– Хорошо! – пробормотал индеец. Голос его сохранил свою силу, даже когда жизнь его уже клонилась к закату. – Молодая голова, старая мудрость.
– Когда наступает конец, нам порой утешительно бывает знать, что люди, которых мы обидели или пытались обидеть, прощают нас. Ну, так вот – я совершенно позабыл, что ты покушался на мою жизнь: во-первых, потому, что ты не причинил мне никакого вреда; во-вторых, потому, что ничему другому тебя не учили и мне совсем не следовало бы тебе верить, и, наконец, самое главное, потому, что я не могу таить