Любимов продолжал витийствовать, заводя аудиторию, и Гуров выключил телевизор – остальное было ему неинтересно. Перед ним встал один-единственный вопрос: почему в театре ничего не нашли? Почему? Как использовавшие металлоискатель полицейские не смогли найти золотую вещь, не укладывалось у него в голове. Гуров снова включил телефон и так, с ним в руках, разговаривая на ходу с продолжавшими звонить людьми, отправился домой к Вилкову. Там он собрал в сумку самые необходимые тому в больнице вещи и поехал в клинику. После всего, что произошло, видеть Марию ему не хотелось категорически: то, что у нее не ума палата, он знал всегда, но считал, что даже ее глупость имеет предел. Выходит, ошибался!
Дверь в палату была заперта, и Гуров сначала встревожился – вдруг и Сашу, и Марию задержали, теперь уже обоих, и они в изоляторе. Как теперь их вытаскивать?
– Твою мать! – не сдержался он. – Этого мне только не хватало!
Но оказалось, что волновался он зря, потому что из-за двери тут же раздался голос Саши:
– Кто?
– Фу ты, черт! – с облегчением выдохнул Лев. – Да я это! Гуров!
Дверь открылась, но все же не полностью, и в щели показался глаз племянника. Увидев, что это действительно его дядя Лева, парень открыл дверь и буквально втянул того внутрь.
– Что, осаждают? – спросил Гуров.
– Со стороны улицы прямо к окну люлька подъемника подъезжала, а в ней парень с камерой – я занавеску чуть-чуть раздвинул и посмотрел, – доложил Саша. – Потом какая-то девица в медицинской форме упорно рвалась проверить, как чувствует себя больная, все норовила мимо меня проскочить – пришлось применить силу. Эх, и ругалась! – вздохнул он. – Мы с врачом и медсестрой договорились об условном стуке. Если его нет, то я просто стою возле двери и слушаю, что за нею происходит. А еду сюда нам на столике привозят, я открываю и закатываю его внутрь, а потом с грязной посудой обратно в коридор выкатываю и возле двери оставляю. Словно на осадном положении.
– Не словно, а действительно на осадном, – поправил родственника Гуров. – Крепись, Саша! Твоя тетка дел наворотила, тебе и страдать!
Конечно, Вилков мог бы возразить на это, что племянником, тем более троюродным, он приходится все-таки Гурову, а не его жене, но решил промолчать – дяде Леве и так плохо. Лев отдал ему вещи и собирался уже уйти, когда Саша кивком указал ему на дверь в комнату Марии, словно спрашивая, не хочет ли Лев зайти туда, чтобы поговорить с женой, на что тот покачал головой:
– Ни малейшего желания!
Дома Гуров попытался хоть немного навести порядок, но не столько возвращал вещи на привычные