– А можно? – робко произнёс он.
– Я же сказал.
Сотар немного недоумевал от пугливости своего сына. Он же не держит его в клетке или на привязи. Но мальчик всё равно побаивался отца и воспринимал его добрые жесты с опаской. Кенваль всё ещё не верил, что отец разрешил ему поиграть, но когда царь улыбнулся, то его глаза засверкали и он в миг добежал короткими прыжками до своих дворцовых братьев.
– Эй, Горацио, – кричал он на ходу, добегая до них.
Причудливым улыбкам его приятелей не было конца. Ещё один хороший игрок в бацкак им был только в радость. Сотар тихо наблюдал за их ребячествами и пытался понять правильно ли он поступает, решая судьбу своего сына за него. Может он вовсе и не хочет занять престол? Но к чему были тогда все старания и изнуряющие молитвы царя? Готов ли он пожертвовать счастьем своего сына, чтобы Нильшерт снова встал с колен? Что для него важнее быть отцом или правителем? Ответов на эти вопросы у Сотара пока не было, но он отчаянно пытался их найти.
– Ты сжульничал! – выкрикнул Горацио.
Кенваль продолжал прыгать, не обращая внимания на недовольство своего друга.
– Эй! Ты не прыгнул на третью метку! – вновь завопил он.
Кенваль остановился и ровным тоном произнес:
– Неправда, я задел каждую.
– Нет, мы все видели, ты пропустил одну. Ты специально это сделал.
– Зачем мне это?
– Хочешь выиграть. Ты всегда хочешь быть победителем.
– Я играл по правилам, и если вы не умеете проигрывать, то это ваши проблемы, – огрызнулся Кенваль.
– Думаешь, если ты сын царя, то тебе всё можно?
– Я такого не говорил.
– Иди отсюда, – сказал Горацио и пихнул его в плечо.
– Но я хотел поиграть, – огорчённо произнёс мальчик.
– Раньше надо было думать об этом, а не мухлевать.
Кенваль в недоумении стоял и с грустью смотрел на лица ребят вокруг. Что он сделал не так? Если он сын правителя, то теперь на нем клеймо? Даже играя по правилам, он всё равно остался виноватым. Нечестно. Несправедливо.
Обидчик не удержался и толкнул его снова. В этот раз он не пожалел сил, и Кенваль с болью схватился за место удара.
– Уходи!
Из маленьких глазенок начали наворачиваться слезы. Эта боль была другой. Но из-за неё также хотелось кричать во всё горло и громко рыдать. Она как обнаженный меч пронзает хрупкую человеческую душу. Отчуждённость, одиночество, непонимание, непринятие – они словно рубанком срезали кусочки с нежного сердца Кенваля.
Молодой царевич отчаянно сорвался с места и побежал. Травы под ногами сотрясались от его стремительных шагов, сбрасывая с себя утреннюю росу. Обувь начала сыреть от обильной влаги, и он уже скользил подошвой по водянистой