где был еще совсем недавно обитаемый, знакомый Марку уголок Вселенной… Весь исполинский, освещенный Солнцем корпус звездолета – последнего из достижений в области аэронавтики и несомненной гордостью для каждого пилота, он видел при подлете и стыковке челнока на околоземной стартовой орбите. Несмотря на возраст, Марк был вторым по рангу на борту, сполна еще никак не мог привыкнуть к этой мысли, и его дух захватывало от значимости предстоящей миссии. В числе других на этом корабле он должен первым проложить дорогу к звездам! Еще, когда компьютер выводил его из состояния анабиоза, в мозгу на краткий миг возникла сцена расставания с родителями, – выкрашенный охрой дом на берегу реки, среди берез, где он любил играть со сверстниками, знакомая рябина у окна и два дорогих, прижавшихся друг к другу силуэта на вымощенной гравием с песком дорожке у крылечка. Последнее мгновение, когда он обернулся, прежде чем залезть в салон автомобиля, нематериально длилось вечность… Все еще видя и отца и мать, с которыми не удалось, как следует, проститься, он открыл глаза под остекленным кожухом и, подождав, когда тот отодвинется, попробовал пошевелиться. В теле ощущалась слабость как от декомпрессии. В камере была особая система, стабилизирующая организм при сильных перегрузках, но ускорение на заданном отрезке времени не предусматривалось. Или он проспал гораздо дольше? Сбоку, на ожившей осветившейся подставке к нему подъехала бутылочка со специальной смесью и мелодично пропиликала. Следуя регламенту и ощущая дискомфорт от нарушения координации, он взял ее, открыл и выпил. По вкусу жидкость была горьковатой, как айвовый сок. Едва ли она действовала моментально, наверно это было чисто субъективным ощущением, но через минуту он почувствовал прилив энергии. Слегка согнувшись, он отлепил от головы и шеи гарнитуру проводов и трубок с датчиками и перекинул ногу через правый край. Из-за приходивших в голову фантазий подъем из саркофага ассоциировался с некоторым сакральным действием и от замедленных реакций организма проходил мучительно. Он сунул ноги в легкие сенсорные кроссовки, которые обжались по ступням, и инстинктивно осмотрел себя. На нем были спортивное трико и бланжевая майка с эмблемой звездного десанта. Зеркала тут специально не было, наверное, чтобы при виде своего лица не возникало чувство ксенофобии. Ладонью он провел по выросшей щетине на щеках. Под действием анабиоза его портрет едва ли сильно изменился: надо полагать, он был по-прежнему рыжеволос, скуласт и кареглаз. Отсек был залит ровным желтоватым освещением плафонов, смонтированных так, чтоб не было теней и бликов. Идущая по контуру настенная аппаратура давала знать, что в его запоздалом пробуждении было что-то ненормальное. В теле еще чувствовался холод. Чтобы размяться, он сделал несколько нерезких круговых движений на свободном пятачке, чего далось не без усилий: тело было точно не его, как ватное. Стараясь умственно собраться, он нагнулся и помассировал лодыжки. Затем внимательно взглянул на остальные саркофаги. Один был пуст, а сигнализация на трех других показывала, что электронная система жизнеобеспечения отключена. Лица трех его товарищей под верхней половиной герметичных крышек были как живые. Две девушки – Берта и Анита, были включены в команду в качестве специалистов по астрофизике и медицине. Голубоглазая блондинка Берта, когда они укладывались, еще с симпатией поглядывала на него, будто сожалея, что саркофаги не двуспальные. А между ними – Александр, математик, с продолговатым узким черепом. В общении он отличался здравомыслием и обходительностью джентльмена. По мнению Аниты такие человеческие качества уже перевелись, ввиду чего во время своих точных выкладок немного лысоватый Александр выглядел как безупречный архаический андроид. Судя по колонке цифр на мониторах, искусственная смерть у всех троих была запрограммирована и наступила с небольшими интервалами, по меньшей мере, двадцать девять дней назад. Чувствуя, что произошло чего-то экстраординарное, Марк ощутил свое сердцебиение, и волевым усилием попробовал сосредоточиться. Внутренняя электроника работала. Дверь была закрыта на магнитную защелку и сразу отодвинулась, когда он подошел. Если пятый саркофаг пустой, выходит, командир, Эд, должен быть или же в жилом отеке или в изолированной рубке, откуда обеспечивалась связь с Землей и управление. Эд наверняка следил за ходом пробуждения и мог бы поприветствовать его по громкой связи, хотя бы, чтобы снизить силу стресса в этой камере, которая была теперь как мавзолей. Он был готов к техническим сюрпризам, так как корабль был совершенно новый, но не к человеческой трагедии, приведшей, будто к общей эвтаназии. В смерти трех людей была загадка. До этого режим полета проходил нормально, и никаких неразрешимых споров или разногласий среди экипажа не было. Допустим, что-нибудь стряслось, но почему тогда его так поздно разбудили? Вторая анабиотическая камера анабиоза, где было двадцать восемь астронавтов, располагалась в противоположном секторе огромной центрифуги, которая работала от малого реактора, и, судя по нормальной силе тяжести, та была исправна. Сначала он решил зайти в жилой отсек, который был поближе. Хотя, когда вращаешься как белка в колесе и можешь сразу двигаться по трем координатам, земные представления о расстоянии, конечно, относительны. Все еще испытывая слабость в атрофировавшихся мышцах, он через тамбур вышел на центральный трек, и вяло зашагал меж переборок.
Перед лицом
