Она засунула сердце в куклу. Евгения Ивановна Хамуляк

Мир намного больше, шире и глубже, чем представляла себе старая кукла. И лучше не пытаться вникнуть в его устройство, в его бескрайности, оторванности, уникальности, хаотичности, перегибы и бесконечности. В этом мире вы можете встретить такие артефакты, которые не смогут уложиться в ваше сознание. Например, мое сухое картонное сердечко, отбивающее ритм живого сердца, – осколок кем-то разбитой реальности, которую, мне кажется, я должна собрать воедино. И тогда я снова закрыла свои нарисованные глазки, сложила вместе свои пластмассовые ручки, но мне не нужно было больше просить ни о чем: в этот момент мне показалось, что где-то очень далеко, почти не в этом мире, я слышу ритмы других картонных сердец, которые давно ждут меня. Именно меня. Ждут и надеются.

      Часть 3. Мир глазами проснувшейся ото сна куклы

      В этой главе у старой куклы появляется друг.

      Наше путешествие продолжалось, как продолжалось и мое познание мира. Я, словно маленький ребенок, училась заново различать звуки, цвета, отсчитывать ход времени, отмечать события, и, главное, я училась чувствовать. В моей копилке памяти набралось множество новых впечатлений, они вспыхивали и гасли, играли на солнце и быстро растворялись в круговороте новых впечатлений. Это была игра нового и старого сознания.

      Было ощущение, что я всегда умела это делать, но будто забыла, и вот это ощущение дежавю – мир глазами проснувшейся ото сна куклы.

      ***

      Африка, Азия, Аравия… Эти неведомые магические континенты, о которых я могла лишь читать в энциклопедии, теперь открывали передо мною свои просторы. Я и не мечтала о том, чтобы узнать их историю и тайны. Но для куклы даже самый непритязательный пейзаж – это открытие.

      Мне запомнилось и заставило вновь задуматься о моем странном пути в теле куклы загадочное и непостижимое Марокко.

      Я все время сопровождала хозяйку, и мне открывался тот же мир и то же видение, что и любому обычному человеку. Бедные почвы марокканской степи и атласные шепчущие водопадами горы сменялись шумными грязными базарами, на которых можно было провести всю ночь в веселье и развлечениях. Здесь было так людно и шумно, что начинало казаться, будто толпа является чем-то целым и единым, движется в одном направлении и теряет свое начало и конец; время здесь останавливается, сменяются день и ночь, но не умирает жизнь. Мысли терялись в гомоне чужих страстей. Заклинатели змей, арабские танцовщицы, возницы, глотатели огня, фокусники, бродяги и рассказчики сказок…

      Пустые уставшие глаза прохожих, слепые от ужаса глаза загнанных животных. Звон сотен монет на поясе у танцовщицы, запахи жаренного в пряных специях мяса и сильный дым от костров, крики разъяренных обезьян, гомон спорящих женщин, убаюкивающий шепот молитв с минаретов, вой собак, стук копыт и колес кибиток, ароматы трав и марокканской мяты, зной от раскаленных крыш, вспышки фотоаппаратов…

      Это была самая восточная и пряная из всех услышанных мною песен. Рассматривая город,