Так что у меня было несколько причин поступать в Калифорнийский университет Дэвиса.
Во-первых, он был достаточно далеко от дома, и никто ничего обо мне не знал.
Во-вторых, мама с папой согласились. Мы вместе съездили посмотреть кампус, и они сочли, что город практически такой же, как у нас на Среднем Западе. Особенно их заворожили широкие велосипедные дорожки.
Но в-третьих и по-настоящему, я приехала из-за брата; родители должны были об этом догадываться и питать собственные надежды. Обычно отец держал кошелек закрытым наглухо, и даже самые просторные велодорожки самых среднезападных на вид городов не заставили бы его тратиться на годовое обучение в чужом штате, когда и в Индиане полно отличных университетов, причем один из них буквально в двух шагах.
Но в ФБР нам сказали, что весной 1987-го – то есть годом ранее – брата видели в Дэвисе. Не может же правительство ошибаться во всем. Раз в год и палка стреляет и т. д. Ни в одном городе, кроме Дэвиса, следов брата не нашли.
И потом, я чувствовала, что больше не могу так, не могу быть единственным ребенком у родителей. Я воображала, как брат подойдет к моей двери, выбьет дробь костяшками пальцев, я открою, ни о чем не догадываясь, – мало ли, Эзра хочет одолжить у Тодда игровую приставку или объявить новый регламент касательно опасного мусора. Я сразу же узнаю брата. Господи, как я по тебе соскучился, скажет он, и схватит меня в объятия. Расскажи все-все, что случилось без меня.
Когда я видела его в последний раз, мне было одиннадцать лет, и он меня люто ненавидел.
Надо ли говорить, что чемодан оказался не мой.
История про бабушку, дедушку и Индианаполис, которую я рассказала Харлоу, безусловно, не из середины большой истории. Рассказала я ее Харлоу именно тогда, когда здесь написано, то есть рассказ сам по себе взят из середины. Но происходить и быть рассказанным – совершенно разные вещи. Это не значит, что та моя история – неправда; это значит лишь, что я честно уже не знаю, действительно ли ее помню или только помню, как ее рассказывать.
Так язык поступает с нашими воспоминаниями: упрощает их, обездвиживает, схематизирует, мумифицирует. Часто рассказываемая история – как фотография в семейном альбоме: в конце концов она замещает собой то мгновение, которое должна была зафиксировать.
И вот теперь, с появлением брата, я стою в точке, откуда не вижу другого пути вперед, как отойти назад, к концу той истории, когда я вернулась домой от бабушки с дедушкой.
И именно в этот момент заканчивается часть, которую я умею рассказывать, и начинается часть, которую я не рассказывала никогда.
Часть вторая
…кратенький срок, может быть,