Увлекшись историей, что разворачивается передо мной, и сосредоточив все внимание на произнесении длинных слов, я не сразу замечаю, как открывается дверь, и только когда все присутствующие встают, понимаю, что в комнате появился великолепно одетый старик. Это огромный человек, равно ростом и шириной, тяжело опирающийся на палку. На нем золотая мантия, отороченная мехом; его пальцы унизаны кольцами. Он полон величия, но я вижу повязку, выпирающую под его тугим белым чулком.
Дамы приседают в глубоких реверансах, колышутся юбки. До меня наконец доходит, что это, должно быть, мой внучатый дядя король, который выглядит гораздо старше, чем на своих портретах, так что я следую примеру других, молясь, чтобы он не заметил моей оплошности.
– Прошу вас, леди, садитесь, – приказывает он высоким властным голосом. – Кэт, да у вас здесь веселое общество. А кто эта юная леди, которая так выразительно читает?
Он широко улыбается мне, хромая через всю комнату, чтобы занять кресло, освобожденное королевой.
– Сир, это ваша внучатая племянница, леди Джейн Грей, дочь маркиза и маркизы Дорсет, – отвечает она ему своим мягким, мелодичным голосом.
– Тогда, Фрэнсис, примите мои поздравления с такой дочкой, – обращается король к моей матушке. – Славная у вас девочка. – Он оборачивается ко мне. – Сколько тебе лет, Джейн?
– Семь лет, сир, – отвечаю я, пытаясь унять дрожь в голосе, ибо меня приводит в смятение беседа с таким великим человеком.
– Ты слишком мала для своего возраста, – замечает он. Я внутренне содрогаюсь, но он добавляет: – Но, несмотря на это, красива.
– В семье моего мужа девочки вырастают поздно, ваше величество, – говорит матушка. Я настораживаюсь: такого я еще не слышала. – Она сейчас маленькая, но потом подрастет.
Мой дядя ласково треплет меня по подбородку.
– Кровь Тюдоров, без всякого сомнения! – восклицает он, и матушка заметно приосанивается от гордости. Какое облегчение! Я произвела хорошее впечатление на короля, и она наверняка мною довольна.
Его величество поднимает своих склонившихся в реверансах дочерей и целует.
– Я смотрю, вы занимаетесь рукоделием, Елизавета, – говорит он. Тут она предпочитает помалкивать о своей нелюбви к рукоделию, лишь сладко улыбается. – А как ваша латынь?
– Я читаю Цицерона, сир, – с гордостью отвечает она. – De finibus bonorum et malorum[8]. Не желает ли ваше величество, чтобы я прочла отрывок?
Король одобрительно кивает.
– Quamquam, – начинает она, – si plane sic verterem Platonem aut Aristotelem, ut verterunt nostri poetae fabulas, male, credo, mererer de meis civibus, si ad eorum cognitionem divina illa ingenia transferrem, sed id neque feci adhuc nec mihi tamen, ne faciam, interdictum puto[9].
Я с восхищением наблюдаю за ней. Как мне хочется быть такой же умной, как леди Елизавета, чтобы понимать все, что она говорит.
Король, скорчив гримасу, изрекает:
– Gloriosus inveteratus turdus!
Все начинают смеяться. Заметив мое недоумение,