Пожелав директрисе, чтобы и новом учебном году в первый класс ее школы пришел сынок или дочка небедного человека и чтобы потом все последующие одиннадцать лет она не знала ни горя, ни забот, Глеб покинул краснокирпичные стены и поехал в другую школу. Адрес ее любезная директриса написала на бумажке и даже приложила к нему схему самого удобного маршрута. Школа номер два помещалась не в краснокирпичной крепости, а в обычной типовой панельной трехэтажке, но охранялась так же бдительно. В вестибюле школы толпились совсем взрослого вида девушки и юноши с усталыми и встревоженными лицами. Видно, на перерыв из класса вышли одиннадцатиклассники.
– К экзаменам готовятся, – уважительно пояснил охранник. – Только директора нет. Он в больнице лежит и вряд ли вообще вернется в школу. А за него Николай Антонович, наш историк. Да вот и он, – и охранник указал на высокого худощавого мужчину лет пятидесяти с густой, но, увы, совершенно седой шевелюрой. Историка окружили выпускники, а он стал их успокаивать и подбадривать перед предстоящими в недалеком будущем страшными ЕГЭ. Николай Антонович уверял своих трусивших учеников, что не так страшен черт, как его малюют, хотя сравнение ЕГЭ с чертом в устах маститого педагога само по себе характеризовало его отношение к очередной реформаторской затее в народном образовании. Что и. о. директора и подтвердил еще раз уже в своем кабинете, с горечью рассказав, что особенно в последний год одиннадцатиклассников не учат, а натаскивают на сдачу ЕГЭ.
– Вы что же, не приветствуете эту прогрессивную реформу наробраза? – деланно удивился Панов, который уже и раньше, правда краем уха, слышал нелестные отзывы о ЕГЭ.
Почти директор задумчиво поерошил свою седую шевелюру и вздохнул:
– Знаете,