Эмигрантка в Стране Вечного Праздника. Диана Луч

на «любимые» и «так себе», хлебосольные спелеологи со всех краёв стола принимались отправлять в мою тарелку лакомые кусочки. Некоторые из них сдвигали пищу при помощи вилки, а другие перебрасывали её прямо руками. «А зачем они это делали?» – спросите вы. Чтобы я их деликатесы попробовала. Они искренне полагали, что там, где я жила раньше, на моей «голодной родине», нормальной еды в помине не было. Так звучало одно из объяснений, а согласно другому чистосердечному признанию, все русские в их представлении были известными обжорами и пьяницами. Вообще-то говоря, последнее было сказано без нотки пренебрежения, и даже с уважением. Мол, хоть мы в Стране Вечного Праздника любим хорошо поесть и крепко выпить, однако, куда нам до вас, русских. Вы нас в этом вопросе не только догнали, но и перегнали, оставив далеко позади.

      Я же при виде большой кучи еды у себя в тарелке мысленно возвращалась в прошлое, когда ещё ребёнком наблюдала за процессом приготовления пойла для поросят. В те далёкие времена моя деревенская бабушка надевала длинный клеёнчатый фартук и, встав перед огромным баком на полплиты, перемешивала в нём металлическим половником остатки пищи, собранные от трёхдневной трапезы и растворённые в нескольких литрах воды. Через некоторое время по всей избе от них распространялся густой помойный запах. Именно он вспомнился мне при виде ресторанного блюда с наваленными в него горой кулинарными деликатесами. Справиться с таким объёмом пищи я себе задачи не ставила, поэтому из раза в раз оставляла её нетронутой на тарелке. Вскоре друзья моего супруга обратили на это внимание и сделали правильный вывод, заключавшийся в том, что, несмотря на своё неевропейское происхождение, патологическим чувством голода я не страдала. Кстати, с чего бы это? Как правило, подобное происходит с теми, кто провёл предыдущий отрезок жизни в сытости и достатке.

      Разумеется, с практической точки зрения, гораздо выгоднее было бы соответствовать стереотипному образу эмигранта, созданному самими европейцами. Для тех, кто не в курсе, каков он, поясню: это вечно голодный и неграмотный человек. В отличие от него, эмигрант, пытающийся всем своим видом сказать: «Извините, но вы не правы, в моём случае это не так», – то есть опровергающий сложившиеся стереотипы и общепринятые истины, имел значительно меньше шансов на адаптацию в ранее не знакомой ему европейской среде. Вместе с тем, не стоит приуменьшать роли общественного мнения в восприятии кого бы то ни было. К примеру, любой человек пришел бы в состояние ступора, увидев, что руководитель крупной организации явился на важное совещание в плавках и мексиканском сомбреро, вместо подобающего для таких мероприятий строгого делового костюма. То же самое происходит при восприятии европейцами эмигрантов. В их представлении, люди, прибывшие из экономически менее развитых стран, безумно счастливы от того, что в Европе им выпала честь заниматься неквалифицированным трудом, а за пренебрежительное отношение к себе ещё и должны