Маша в очередной раз хмыкнула – вспомнила, наверное, свою недавнюю фразу: «Бабу тебе надо, Олег. Чтобы чувства в порядок привести!». Впрочем, сейчас Олег и без всяких «стимуляторов» был в полном порядке. Как понял еще раньше, вот именно так он себя чувствовал, когда нужно было решать видимые проблемы; когда был четко очерченный план действий, и ничто не могло помешать его реализации. Вот к первому пункту этого плана, принятому пока вчерне, без деталей, он и приступил, не сходя с каменного пола зала.
– Ну, что – готов?! – спросил он у Алая, стоявшего чуть дальше остальных.
Эльф лишь безмолвно кивнул. А Олег, прислушавшись к своим ощущениям, понял вдруг, насколько чуждыми считает это длинноухое и теперь однорукое существо и его, чужака, и своих соратников по искательскому ремеслу.
Маша одобрительно кивнула, пробормотав не совсем различимо, что вот так все явственней проявляются способности пси-оператора достаточно высокого уровня. Олег машинально оглядел и остальных – искателей, и стоявшую у двери Дорию. И почти не удивился, поняв, что легко сейчас читает эмоциональное состояние каждого из разумных.
Мира, глава побитого коллектива искателей, сейчас буквально полыхала надеждами на скорое его, сквайда, возрождение. Еще и какие-то надежды проглядывали проблесками, направленными именно на него, Громова.
– Ну, это мы уже проходили, – сообщил он себе и Маше, – она и раньше была не против заполучить в свой отряд могучего мага. Меня, если кто не понял.
– Да поняла я, поняла, – проворчала Маша неслышно ни для кого, кроме своего Носителя, – ты лучше посмотри на дарфа.
Так она, и все вокруг называли Артана, представителя расы, которую на Земле, в сказках, и толкиеновских фантазиях именовали гномами. Вот у него спектр эмоций был еще богаче. Тут была и обида от то, что его вычеркнули из списка потенциальных магов – так он воспринял распределение двух нейросетей, предложенное Олегом. Ему, провинившемуся уже не раз, ничего не досталось. Еще сильнее проглядывало какое-то причудливое чувство, обращенное к Дории. Тут было и неутоленная, никогда прежде не изведанная отцовская нежность, и вполне мужское влечение к особи противоположного пола, на его взгляд очень привлекательную. И все это было круто замешано на ревности, с которой он воспринимал видимые, наверно всем, чувства самой гномы к нему, Олегу Громову.
Вот эта красотка, скромно потупившая взгляд у двери, нет-нет, но стреляла глазками в его, Олега, сторону.
– Не влюбилась, часом? – чуть погордился собственной мужской привлекательностью Громов; и сам же ответил, – нет. Смотрит с обожанием и страхом на меня, как на господина, освободившего от другого, еще более ужасного. Ну