С того места, откуда мы увидели город, казалось, что он рядом. Но прошло добрых полчаса, пока мы дошли до разрушившихся стен и прошли в ворота, верхняя часть проема которых так высоко, что приходится задирать голову.
Улица, на которой мы оказались, вымощена плотно пригнанными друг к другу белыми плитами. И такие же белые дома – некоторые совсем разрушились, но большая часть уцелела. Их стены расписаны жуткого вида картинками и украшены отталкивающими барельефами и узорами, на которые совсем не хочется смотреть, но глаза сами смотрят, хочешь или нет, и в голове нарастает странный гул. Я смотрю на своих спутников – нет, похоже, те ничего такого не чувствуют, значит, мне одной так повезло.
– Думаю, город строили не инки, такая архитектура совершенно для них не характерна. – Луис внимательно рассматривает колонны. – Причем он превратился в руины задолго до прихода конкистадоров. Интересно, чрезвычайно интересно…
– Откуда ты все это знаешь?
– Так случилось, что я преподаю историю и этнографию в Национальном университете – в свободное от приключений время.
Эд молча сопит. Он совершенно не рад нашей эскападе. Все-таки нет в примерных мальчиках тяги к авантюрам, интерес к миру у них только в связи с рабочей необходимостью.
– Вот как! Знаешь, а наука часто садится в лужу, когда речь идет о старых развалинах. Должна сказать, этот город был как минимум неприятным. Может, как раз конкистадоры, бравые парни, охочие до безнаказанной резни и золота, с ним управились?
– Нет. – Луис ощупывает барельефы, как слепой. – Город пришел в упадок задолго до прихода испанцев. Вот, посмотри, здесь изображения богов, но это не инкская манера, не их пантеон. Хм, какой-то неизвестный культ…
– Ну и уродов тут понарисовали!
Изображения поражают уродством и одновременно мастерством исполнения. Нет, даже не так. От них веет злом, намного большим, чем может вынести человек. Словно на стенах домов увековечили все самое ужасное, что только могло существовать во Вселенной от начала времен. Они как будто существуют вне стен – пустые глаза, щупальца, клешни, змеиные жала в оскаленных пастях каких-то непонятных существ, которых нельзя придумать, не нанюхавшись предварительно кокаина. Потому что представить, что рисунки делались с натуры, вообще немыслимо, рассудок отказывает. В голове гул и бой барабанов, отблески костров и крики… И передо мной уже не рисунки – живые твари смотрят на меня, и в их глазах рождается вихрь, который затягивает, а крики становятся совсем уж нечеловеческими, в них слышен ритм, но очень странный, и я…
– Тори!
Похоже, я схожу с ума – галлюцинации просто так не начинаются. Вихрь, захвативший меня, полон звуков, которые пугают, и меня словно бы и нет уже, моя душа летит в этом вихре…
– Тори!
Я