огромное количество помещений, для выставки мне выделили небольшую часть вестибюля у входной двери. Именно там меня встретил консьерж – рыжеволосый мужчина среднего возраста, худощавого телосложения. За день до выставки я пришла развесить свои работы по стенам вестибюля, и вдруг у меня за спиной раздался страдающий, с подвыванием, плач консьержа: «А-у-а-у-а!» «Что с Вами? – забеспокоилась я и, отложив картину, приблизилась к консьержу. – Вам плохо?» «А-у-а! – взвыл он ещё раз и трагическим голосом пояснил: – Чую, конец мне приходит! Сахара в крови совсем не осталось!» «У Вас сахарный диабет?» – предположила я. «Скорее всего! – закивал консьерж. – Стоит мне не позавтракать, как живот начинает крутить, а потом мутить». «Так пойдите, скушайте что-нибудь!» – посоветовала я. «А кто тогда на входе останется?» – умоляюще посмотрел он на меня. «Вы идите, а я здесь побуду вместо Вас, все равно мне нужно развесить картины, и на это уйдет время», – ответила я. «Только ты это, за порядком смотри, как следует! – добавил консьерж неожиданно твёрдым, без болезненной интонации голосом. – Если заявится какой-нибудь алкаш или ненормальный, гони его сразу в шею! Не то натворит дел, а мне потом от директора влетит по первое число». «Хорошо, так и сделаю!», – кивнула я и стала развешивать в вестибюле картины. Несмотря на то, что консьерж отпросился у меня «всего на минутку», вернулся он на работу спустя полтора часа, немного навеселе, с крепким пивным запахом изо рта.
