– Дженнифер, – простонал он, с трудом разлепив вмиг пересохшие губы.
– Теряем жизненно важные функции! – истерично воскликнула сестра. – Нам необходим лидокаин! Лидокаин! Немедленно!
Затем так же быстро, как и наступило, оцепенение прошло. Доктор повернулся к сестре экстренной медицинской помощи.
– Дефибриллятор, – распорядился он. Сестра быстро пошла в дальний угол комнаты и покатила тележку обратно.
– Заряжаю.
Подошел интерн, впрыснул лидокаин, отошел назад. Доктор схватил лопатки дефибриллятора, едва сдерживая дрожание рук. Такое не могло с ним происходить. Должно быть, это сон, просто дурной сон. Он проснется и вновь окажется в загроможденной комнате для отдыха с Дигелло, посапывающим в соседнем кресле…
– Разряд! – выкрикнула сестра.
– Есть разряд!
Доктор осязаемо ощутил напряжение в собственном голосе. Когда подручные отошли, он наложил лопатки дефибриллятора на голую окровавленную грудь и включил ток. Тело Дженнифер напряглось – и вновь откинулось на стол.
– Прямая линия! – воскликнула сестра у монитора жизненных функций.
– Еще разряд! – приказал доктор. Новое пиканье, низкое и настойчивое, прибавилось к царившей вокруг какофонии.
– Гиповолемический шок, – пробормотал Дигелло. – У нас не было ни единого шанса.
«Они не знают, – подумал доктор, как бы с расстояния в миллион миль. – Они не понимают». Он почувствовал, как в уголке глаза собралась слезинка и начала скатываться по его щеке.
– Заряжено! – произнесла сестра, возившаяся с дефибриллятором.
Доктор вновь прижал к груди умирающей контакты. Тело Дженнифер подпрыгнуло еще раз.
– Никакой реакции, – констатировал наблюдавший рядом интерн.
– Вот и все, – со вздохом произнес Корбин. – Ты должен признать это, Итан.
Но вместо этого доктор отбросил в сторону контакты и принялся делать массаж сердца. Он чувствовал ее тело, безучастное и холодеющее, лениво двигающееся под резкими движениями его неугомонных рук.
– Зрачки неподвижны и расширены, – сказала следящая за мониторами сестра. Но доктор не обратил на нее никакого внимания. Интенсивность его массажа сердца увеличивалась в бешеном темпе.
Шум в операционной начал затихать.
– Нулевая деятельность сердца, – произнесла сестра.
– Придется констатировать ее смерть, – подсказал Корбин.
– Нет! – рявкнул доктор.
Все в комнате вздрогнули от боли в его голосе.
– Итан?
Но вместо того, чтобы ответить, доктор начал горько плакать.
Все вокруг смущенно молчали; некоторые застыли в непонимании, другие отворачивались. Все, кроме одного интерна, который открыл дверь и молча вышел из комнаты. Доктор, который не переставал плакать, знал, куда направляется этот человек. Он шел за простыней.
1***Три