Когда Кама вышла наружу, Глеба уже развела огонь и водрузила на него, связав три жерди, котелок с водой.
– В Кагале неплохие трактиры, но мы перекусим до того, как в них войдут первые посетители, – улыбнулась женщина.
– Кто-то подшутил над мертвецом? – спросила Кама.
– Подшутил? – не поняла Глеба.
– Он мертв уже несколько дней, – сказала Кама. – Очень много дней. Не знаю, может быть, его одежда и могла сохраниться в чистоте, но свежая трава в кулаке…
– Да, – кивнула Глеба. – Это точно. Свежая трава в кулаке. Сонная трава, кстати. Навевает забытье, избавляет от боли… И мертвец в самом деле мертв. К счастью, мертв. Давно мертв, хотя и кострище еще дымится у его ног. Но я очень сомневаюсь насчет шуток над мертвым телом.
– Тогда что это? – повысила голос Кама.
– Улицы в Абуллу пустынны, не так ли? – продолжила возиться с костром Глеба. – Да и здесь, в Кагале, они не слишком многолюдны. Да, еще раннее утро, но не видно ни водоносов, ни пирожников, никого.
– Да, – продолжила Кама. – А моя единственная спутница мрачна, словно потеряла всех своих близких.
– То, что моя воспитанница осталась вместе с Фамесом, не объясняет мою тревогу? – спросила с холодной усмешкой Глеба. – А ведь других близких у меня нет…
– Объясняет, – присела у костра Кама. – Но только ту ее часть, которая случилась после поступка даккитского принца. Что тут происходит?
– Происходит… – медленно повторила Глеба, бросая в котелок горсть какой-то крупы.
Кама пригляделась к рукам спутницы. Они дрожали. И губы ее тряслись. И мурашки покрывали запястья. И ужас стоял в глазах.
– Происходит, – тускло прошептала Глеба. – Но не здесь… Или не только здесь… Во всей Ки. Всюду. Это как болезнь. Скверна. Старики говорили, что скверна спрятана за воротами Донасдогама, а она всюду. Скверну нельзя спрятать. Если гниет палец, то гниет все тело. Палец – это лишь выход для гноя…
– Что это за мертвец? – спросила Кама. – О чем ты? Какая скверна?
– Ты слышала о том, как люди теряют свои тела? – медленно проговорила Глеба.
– Мурсы иногда захватывают их, – нахмурилась Кама. – Но мурсов мало, они не всесильны, порой достаточно обычного амулета, чтобы отпугнуть их. Но тела, захваченные мурсами, не сгнивают. Я слышала, что они даже обретают долголетие.
– Да, – согласилась Глеба. – Мурсов после битвы у Бараггала почти не осталось. Так, во всяком случае, говорят мудрецы… Тот же Хаустас. Но есть еще одно предание. Я не слышала о нем раньше, его принесли беженцы. Они шептали это, когда я пыталась выведать, отчего ужас полнит их сердца. Они говорили, что после битвы у Бараггала, но до того, как Сухота захватила земли за нашей западной, тогда еще не построенной стеной, тень Лучезарного, который сгинул в Светлой Пустоши, иногда падала на людей.
–