Но как-то потихоньку болезнь отступила, и в один из дней Вайнштейн явственно стал слышать разговоры людей на улице и почти понимал, что происходит за плетеной стенкой его убежища.
Там шла обычная сельскохозяйственная жизнь – знакомые звуки однозначно подсказали, что рядом есть кузница, конюшня, и много людей постоянно что-то привозят и увозят.
Отгадка, кто чем занят и что происходит, пришла к нему сразу, как только он, шатаясь от слабости, попытался выйти из своего пристанища. Связки головок мака под навесами, множественные стеллажи и несколько огромных котлов с тлеющими под ними углями – вполне достаточно, чтобы оценить масштаб и ассортимент кустарного опийного производства.
Вайнштейн наркотой не барыжил – не дорос по молодухе, когда возможности были, но процесс еще по жирным двадцатым и первым крымским вояжам знал неплохо.
Он сразу заметил все просчеты в примитивной технологии и моментально прикинул процент потерь при таком корявом процессе выпаривания опия-сырца.
– Эх, село оно и есть село… Это ж сколько срубить на этом можно при должной очистке, а не этих казанах закопченных… Сумасшедшие же деньжищи!!! Да, пожалуй, даже выгоднее золота и камушков будет… – пробормотал он себе под нос. А в голове у него уже моментально выстроились возможные варианты и комбинации. Хищно улыбнувшись, Борька перечислил все свои козыри, что жизнь снова сдала ему: самое главное – жив и почти оклемался, объездчики на плантации не убили, лечили, кормят, значит, я зачем-то нужен им, в общем, еще побарахтаемся…
Через два дня его приодели в ношеный, но чистый халат и привели на прохладную веранду хозяйского дома.
Вопреки местным обычаям, стол, за которым сидели четверо возрастных крепких бородатых мужиков славянской внешности, был на высоких ножках и овальной формы, перед ним три стула с высокими деревянными спинками и подлокотниками, четвертый – попроще, без подлокотников.
Для гостя моментально был поставлен такой же, без подлокотников, и последовало приглашение к столу.
Одновременно было подано нехитрое угощение и, после молитвы, произнесенной, как Вайнштейну показалось, с излишним пафосом, все приступили к трапезе.
Он, сдерживая себя с трудом, старался не хватать со стола, ведь точно знал, что к нему присматриваются, оценивают каждое его движение. Не укрылось от него и с каким вниманием смотрели все, как будет положено крестное знамение после молитвы хозяйской «Отче наш». Изучают – значит… просчитывают…
Мозг Бориса считал варианты, как в былые времена: трое примерно одногодки, бороды лопатой, черкески старенькие, но опрятные, серебряные газыри начищены, серьга в правом ухе – последний в роду, по казачьим обычаям. Да и морды, хоть и дубленные солнцем дочерна, но глаза вылиняло-голубые, да и бороды с рыжиной.
Четвертый же – явно чужак в этой компании, но очень близок, судя по положению за столом, хотя и не ровня. Одет опрятно, халат атласный, под ним вполне славянская