– А соседка-то моя, Марья Ивановна Долохова, вчера уехала – сынок спровадил, так же, как ты, наряжен, приходил меня уговаривать уехать, а то, говорит, сожгу. А я говорю: сожжешь, так я тебя в полицию посажу.[757]
– Да полиция уехала.
– А как же без полиции? У них, небось, своя есть. Я, чай, без полиции нельзя. Разве можно людей жечь? Пускай едут, мне выгода:[758] я на двор к ним прачечную перевела, мне простор....
– А что ж, не приходили к вам?
– Приходил один, да я не пустила.
В это время послышался стук в калитку, и скоро вошел гусар. Очень учтиво, прося извинения за беспокойство, он попросил поесть. Грузинская княжна посмотрела на него и, поняв, в чем дело, велела отвести его в переднюю и покормить.
– Поди, голубчик, посмотри, дали ли ему всего: от обеда вафли хорошие остались, а то ведь они рады, сами сожрут…
Pierre подошел к французу и поговорил с ним.
– Граф Петр Кирилыч, поди сюда, – закричала старуха, но в это время француз, отзывая в переднюю Pierr’а и показывая черную рубаху, краснея, просил дать ему чистую, ежели можно. Pierre вернулся к старухе и рассказал.[759]
– Хорошо, дать ему полотна десять аршин, да сказать, что я из милости даю. Да скажи ему, чтоб он своему начальнику сказал, что, мол, вот я – княжна грузинская, Марфа Федоровна, живу, никого не трогаю и чтоб они мне беспокойства не делали, а то я на них суд найду, да лучше самого бы ко мне послал. Хорошо, хорошо, ступай с богом, – говорила она французу, который расшаркивался в дверях гостиной en remerciant la bonne dame…[760]
Выходя от княжны, Pierre в темноте лицо с лицом наткнулся с человеком в таком же армяке, как он сам.
– А, Безухой! – сказал человек, которого Pierre тотчас узнал за Долохова. Долохов взял его за руку, как будто они всегда были друзья. – Вот что, ты остался, и хорошо. Я запалил уж Каретный ряд, мои молодцы зажгут везде, да вот как мне с старухой быть, жалко; а материн дом я зажгу.
Pierre тоже забыл в это время, что Долохов был его враг, он без предисловий отвечал ему.
– Нельзя, за что же ее жечь? – сказал он. – Да кто ж распорядился жечь?
– Огонь! – отвечал Долохов, – а свой дом зажжешь?
– Да лучше, чем угощать в нем французов, – сказал Pierre,– только сам зажигать не стану.
– Ну, я тебе удружу. Завтра сделаю визит с красным петухом, – сказал Долохов, близко приставляя свое лицо к лицу Pierr’а, и, засмеявшись, пошел прочь.
– Ежели меня нужно будет, спроси у Данилки под Москворецким мостом.
Вернувшись домой во флигель, Pierre встречал везде французских солдат; некоторые спрашивали его, кто он, и, получая ответ: «дворник из такого-то дома», пропускали его. У его дома стояли часовые, и в доме, как он узнал, стоял важный французский начальник. В галерее сделали спальню, перестановили всё и спрашивали, где хозяин, и с Маврой Кондратьевной заигрывали.