– Готов! – сдерживая азарт, сообщил он.
– Тогда абзац первый. Я, Садовая Марина Всеволодовна, в девичестве – Найденова, венерическая больная, сообщаю, что следователь Тальвинский, – она набрала воздуха, вскинула распухшее от слез лицо и изо всех сил закричала: – Подонок! Подонок!
Посмотрела на ошеломленных милиционеров:
– Больше по существу заданных вопросов показать ничего не могу. А теперь сажайте, твари!
– Шутки шутить, стало быть, затеяла! – Тальвинский отшвырнул ручку, грозно поднялся. – Ну, так не обессудь!
– Прекрати, – услышал он.
– Ты это мне? – не поверив, обернулся Андрей к Морозу.
– Вам, товарищ майор! Мороз упрямо поджал губы, повернулся к Садовой:
– Вы вот что, выйдите пока. Обхватив руками лицо, Садовая выбежала в коридор.
– И что сие означает?! – прогремел Тальвинский.
– Андрей Иванович!..
– Я спрашиваю, лейтенант, что это означает?
– Она – женщина.
– Как не заметить! Думаешь, не вижу, как она глазками в тебя постреливала? А ты уж и поплыл. Бабы – это нормально. Но прежде всего для нас – интересы дела. Не забывай: мы – следаки.
– Мы – офицеры! И не можем опускаться ниже городской канализации!.. Я точно не смогу, – Мороз потупился. – Андрей Иванович! Я тебя очень уважаю. И дело раскрыть хочу…Но если иначе нельзя, прошу освободить меня от работы в группе.
– Даже так? – Андрей, готовый взорваться, разглядел что-то, что удержало его. – Допустим, я тоже иногда вспоминаю, что офицер. И что отсюда вытекает? Да что ты себе в самом деле навоображал? На нее ещё пять лет назад по делу Котовцева опера установку делали! Искали источники, откуда у девки, которая за два года до того занимала на джинсы, появились вдруг дорогие побрякушки. Узнали, откуда. К престарелому Слободяну, своему шефу, на содержание пошла. При живом-то муже. Офицере, промежду прочим! И, что всего паскудней, на денежки того же Слободяна еще одного дружка припасла. Здесь пробы ставить негде! Почему она на меня кидается? Потому что тряс её, как грушу. Садовая – последний, единственный шанс выйти на Слободяна и всю эту шоблу! И выбор на самом деле прост: либо дожмем ее и двинемся по цепочке дальше, либо – закроем к чертовой матери дело и разбежимся пивка попить. Зато все из себя при офицерской чести. Так что? Отпустить? Только живо. Да? Нет?
– Да. И – прекратить это смердящее венерическое дело.
Тальвинский обескураженно потряс головой.
– А знаешь что? Мне все это тоже порядком надоело. Сам иди и – отпускай. Гони эту прошмандовку к чертовой матери! Раз тебе дело наше не дорого.
– Спасибо, Андрей Иванович!
– М-да! Хороший ты парень, Виталик. Кивер бы тебе, на коня и – в атаку. А вот станешь ли настоящим сыскарем, это я теперь крепко сомневаюсь. Все! Езжай с глаз моих в ИВС. Давно пора Воронкова освобождать.
Мороз вывел заплаканную женщину из отдела.
– Досталось тебе из-за